Из кни­ги «Это было недав­но, это было дав­но…»

Гла­ва вто­рая, род­ствен­ная

Кор­ни

Мой дед Иван Гри­го­рье­вич был стар­шим в семье, за ним шли Антон, Мак­сим и Надеж­да. Был он креп­ким хозя­и­ном, не избе­жав­шим судь­бы постра­дав­ших в кол­лек­ти­ви­за­цию, но, пере­брав­шись из Сред­не­волж­ской – теперь Самар­ской – обла­сти в Баш­ки­рию, вско­ре опять встал на ноги. В силу строп­ти­во­сти харак­те­ра, а так­же невоз­дер­жан­но­сти на сло­во (гово­ри­ли, что постра­дал за поли­ти­че­ский анек­дот) был перед вой­ной репрес­си­ро­ван. Лишь через пол­ве­ка, в «лихие девя­но­стые», дети – Евге­ний и Нина – нашли место захо­ро­не­ния отца где-то в Челя­бин­ской обла­сти, доби­лись его реа­би­ли­та­ции, и, кажет­ся, даже полу­чи­ли от госу­дар­ства какую-то ком­пен­са­цию… 

Деда я видел на фото­гра­фии, а с пра­де­дом Гри­го­ри­ем уда­лось уви­деть­ся воочию. Мне, дошколь­ни­ку, он пока­зал­ся былин­ным стар­цем, с белой боро­дой и тем сосре­до­то­чен­ным выра­же­ни­ем лица, кото­рое быва­ет у слеп­цов и сла­бо­ви­дя­щих – пра­дед к ста­ро­сти дей­стви­тель­но поте­рял зре­ние. Через несколь­ко лет мы про­ща­лись в этом же доме с млад­шим бра­том деда Мак­си­мом Гри­го­рье­ви­чем, кото­рый очень ува­жал маму, без мужа под­ни­мав­шую семью, и она пла­ти­ла ему тем же, с бла­го­дар­но­стью вспо­ми­ная, как тот помог с покуп­кой наше­го заме­ча­тель­но­го дома, в тече­ние мно­гих лет не торо­пя с отда­чей дол­га.

Отца – Васи­лия Ива­но­ви­ча – в 1940-м году при­зва­ли в армию из Челя­бин­ско­го педа­го­ги­че­ско­го инсти­ту­та. Вой­ну он встре­тил в соста­ве 4-го отде­ле­ния мото­пол­ка, был ранен, попал в плен. После осво­бож­де­ния дово­е­вы­вал-дослу­жи­вал сна­ча­ла стрел­ком, затем мото­цик­ли­стом, радио­те­ле­гра­фи­стом, и лишь в мае 1946 г. уво­лил­ся в запас.

Диплом учи­те­ля физи­ки и мате­ма­ти­ки он, уже рабо­тав­ший дирек­то­ром шко­лы, полу­чал в Уфим­ском педа­го­ги­че­ском инсти­ту­те, на заоч­ное отде­ле­ние кото­ро­го пере­вел­ся из ЧГПИ. Отец пре­по­да­вал физи­ку, алгеб­ру, гео­мет­рию, сте­рео­мет­рию, аст­ро­но­мию, чер­че­ние, но по нату­ре был гума­ни­та­ри­ем. Сохра­ни­лись его тет­рад­ки с неокон­чен­ны­ми рас­ска­за­ми и даже рома­ном, а так­же с запи­ся­ми посло­виц, пого­во­рок, народ­ных песен.

А ещё он был худож­ни­ком-само­уч­кой – рисо­вал мас­ля­ны­ми крас­ка­ми. Наш дом был уве­шен копи­я­ми пере­движ­ни­ков. Над моей кро­ва­тью висе­ла кар­ти­на «Дети, бегу­щие от гро­зы» Маков­ско­го, в зале рас­по­ло­жи­лись «Охот­ни­ки» Перо­ва… Но осо­бен­но он любил вас­не­цов­скую «Алё­нуш­ку», копии кото­рой сохра­ни­лись до сих пор в неко­то­рых домах моих род­ствен­ни­ков.

А ещё он пре­крас­но пел… И я мно­го раз с горе­чью думал: «Эх, если бы не вой­на, отняв­шая у отца его луч­шие годы, воз­мож­ность рас­крыть­ся всем его спо­соб­но­стям…»

С мамой они позна­ко­ми­лись на их малой родине, в селе Бай­тер­миш, где про­жи­ва­ла тёт­ка отца Ари­на Пет­ров­на. Та дав­но при­гля­ды­ва­лась к улыб­чи­вой два­дца­ти­лет­ней девуш­ке –  стат­ной кра­са­ви­це, отли­чав­шей­ся и скром­но­стью, и тру­до­лю­би­ем. Мест­ные удив­ля­лись её осо­бен­ной чисто­плот­но­сти: Маня люби­ла под скре­бок мыть полы у себя дома, да ещё у сосе­дей такую же чисто­ту наве­сти (так было и в после­ду­ю­щей жиз­ни: квар­ти­ра Марии Андре­ев­ны все­гда бли­ста­ла чисто­той, и даже бахро­ма у наполь­но­го ков­ра была акку­рат­но рас­чё­са­на, а домаш­ний кот знал, что в ком­на­те с дива­ном и дву­мя пуфи­ка­ми он дол­жен спать толь­ко на левом, и ни в коем слу­чае не на пра­вом – так на одном из них со вре­ме­нем обра­зо­ва­лась вну­ши­тель­ная яма…). В общем, вер­нул­ся в Чер­ни­ковск вче­раш­ний фрон­то­вик и начи­на­ю­щий учи­тель с моло­дой женой.

В тру­до­вой книж­ке Марии Андре­ев­ны Тулу­по­вой, кажет­ся, было все­го две запи­си: одна о том, что в годы вой­ны она рабо­та­ла трак­то­рист­кой (вспо­ми­ная то вре­мя, жало­ва­лась: «Дёр­га­ешь этот шнур, дёр­га­ешь, что­бы заве­сти мотор, а тот ни в какую… Руки до сих пор болят!»), дру­гая – что она почти пол­ве­ка про­ра­бо­та­ла аген­том гос­стра­ха все­го в одной рай­он­ной инспек­ции. И даже уча­сток, кото­рый она обслу­жи­ва­ла, был все годы один и тот же.

Бабуш­ка по отцу Ана­ста­сия Пет­ров­на закон­чи­ла цер­ков­но-при­ход­скую шко­лу, в кото­рой, оче­вид­но, хоро­шо учи­лась, пото­му что до само­го ухо­да из жиз­ни (в лютый – под её харак­тер – январ­ский мороз) чита­ла с листа канон и Псал­тирь, зна­ла на память бас­ни Кры­ло­ва, мас­су народ­ных песен и была ост­ра на язык. Как, види­мо, и её мать, о посе­ще­нии кото­рой с пяти­лет­ним сыноч­ком Ваней она рас­ска­зы­ва­ла мне: «Воз­вра­ща­ем­ся домой, а Ваня гово­рит: “Навер­ное, бабуш­ка мне была не рада, даже не улы­ба­лась”. Ей, конеч­но, пере­да­ли. В сле­ду­ю­щий рад при­хо­дим в гости, а она, как нас уви­де­ла, упа­ла на бок и давай при­чи­тать “Ой, как же, Ваня, я тебе рада, как же рада!.. ”»

Мне тоже было лет пять, когда бабуш­ка взя­ла меня в поезд­ку – на сва­дьбу сво­е­го сибир­ско­го пле­мян­ни­ка. Как сей­час пом­ню: неве­ста была кра­си­вая, в белом пла­тье и в фате, укра­шен­ной бумаж­ны­ми цве­та­ми; жених несёт её на руки и уса­жи­ва­ет в таран­тас, в кото­рый запря­жён конь, а на облуч­ке сидит дед, похо­жий на цыга­на – в шля­пе и в крас­ной атлас­ной руба­хе. Он везёт моло­дых по ули­цам, а за таран­та­сом бежит ребят­ня с кри­ка­ми: «Тили-тили тесто, жених и неве­ста!».

Потом гости уса­жи­ва­ют­ся за длин­ные сто­лы, уго­ща­ют­ся, поют и пля­шут, а мы, пацан­ва, слу­ша­ем и смот­рим на всё с любо­пыт­ством. Вот один из тан­цо­ров, обу­тый в под­ко­ван­ные сапо­ги, упи­ра­ет руки в боки, и начи­на­ет выде­лы­вать нога­ми вся­кие фигу­ры-крен­де­ля. Мне очень инте­рес­но на это посмот­реть вбли­зи, и когда я при­бли­жа­юсь к пляс­ке, дядь­ка вдруг взбры­ки­ва­ет нога­ми, попа­дая мне пря­мо по зубам… Начи­на­ет­ся пере­по­лох, но всё быст­ро успо­ка­и­ва­ет­ся, пото­му что кто-то гово­рит: «Ниче­го страш­но­го – про­шло по каса­тель­ной!» В поез­де Наста­сья Пет­ров­на с юмо­ром рас­ска­зы­ва­ет об этом попут­чи­кам, и все сме­ют­ся, а я хму­рюсь, на что бабуш­ка усме­ха­ет­ся: «Чего насу­пил­ся? Тер­пи, ты здесь в моей вла­сти. Из поез­да ведь не выпрыг­нешь?» Я как-то ост­ро ощу­щаю без­аль­тер­на­тив­ность несво­бо­ды и начи­наю мол­ча гло­тать слё­зы, на что пас­са­жир с верх­ней пол­ки заме­ча­ет: «Да, не кли­мат тебе, парень, в Сиби­ри».

Вар­ва­ра Ива­нов­на, бабуш­ка с мате­ри­ной сто­ро­ны была пол­ной про­ти­во­по­лож­но­стью Наста­сье Пет­ровне: бого­моль­ная, тихая, лас­ко­вая. Так и вижу её сто­я­щей у калит­ки и дол­го машу­щей вслед нам, уез­жа­ю­щим в Уфу.

Одно вре­мя они с дедуш­кой жили в Кине­ле, куда их уго­во­рил пере­ехать млад­ший сын, но не смог­ли при­вык­нуть к горо­ду и вско­ре вер­ну­лись в род­ной посё­лок к при­выч­ной раз­ме­рен­ной кре­стьян­ской жиз­ни. Так вот, в Кине­ле мы посто­ян­но спо­ри­ли с дво­ю­род­ны­ми бра­тья­ми, по любо­му пово­ду, не усту­пая друг дру­гу. Пом­ню, сижу я на крыль­це, раз­го­ря­чён­ный дис­кус­си­ей на тему «Какой город луч­ше – Уфа или Куй­бы­шев?», бабуш­ка под­са­жи­ва­ет­ся ко мне и мяг­ко уко­ря­ет: «Ты зачем, Вовка, так спо­ришь – ты ж ведь гость…»

С дедуш­кой они были одно­год­ки, поже­ни­лись в шест­на­дцать лет и ушли из жиз­ни, когда им было за восемь­де­сят, с раз­ни­цей в два-три меся­ца. Рас­ска­зы­ва­ли, что в Первую миро­вую вой­ну он попал в плен, и немец­кий фер­мер – бау­эр по её окон­ча­нию пред­ло­жил тру­до­лю­би­во­му Андрею остать­ся у него чуть ли не управ­ля­ю­щим. «Нет, отве­тил тот, меня там Варя ждёт». И дошёл – в основ­ном пеш­ком – до род­ных мест, где впо­след­ствии у них роди­лись трое маль­чи­ков и трое дево­чек. Иван и Сер­гей про­шли всю вой­ну, а эше­лон Сте­па­на вер­ну­ли с пол­до­ро­ги – вой­на уже закан­чи­ва­лась, и шест­на­дца­ти­лет­них пар­ни­шек реше­но было побе­речь. Ната­лья всю жизнь про­ра­бо­та­ла в кол­хо­зе, а Мария и Анна после заму­же­ства ста­ли город­ски­ми житель­ни­ца­ми.

Дедуш­кин двор был иде­аль­но выме­тен, в заго­нах для ове­чек и коров все­гда была све­жая соло­ма. Сам Андрей Ильич – все­гда под­тя­нут, с акку­рат­ной белой боро­дой, кото­рую пери­о­ди­че­ски он подрав­ни­вал боль­ши­ми ове­чьи­ми нож­ни­ца­ми. Его стар­шая сест­ра Марья, ослеп­шая лет в две­на­дцать от уда­ра по гла­зам пру­том, но вынян­чив­шая всех детей бра­та, да ещё мно­гих его вну­ков и вну­чек, так­же была чисто­плот­ная, и тра­ти­ла на свои белые лап­ки так мно­го воды, что вызы­ва­ла ворч­ли­вое осуж­де­ние невест­ки – коло­дец-то рас­по­ла­гал­ся от дома не близ­ко… Тёт­ка Марья обыч­но сиде­ла у окна и пря­ла кудель. В это вре­мя я любил рисо­вать её, но прыс­кал, когда она, засы­па­ю­щая, роня­ла вере­те­но. Она не оби­жа­лась, в ответ лишь посме­и­ва­ясь. И про­жи­ла тёт­ка Марья – Божья душа – почти до ста лет 

Сёст­ры

Роди­те­ли рабо­та­ли, а стар­шие сёст­ры учи­лись в шко­ле № 75, кото­рая рас­по­ла­га­лась чуть ли не на сосед­ней ули­це. Когда я родил­ся, девоч­кам было шесть, четы­ре и два годи­ка соот­вет­ствен­но. Потом семья пере­бра­лась в Сибирь, где слу­чи­лось пер­вое несча­стье: млад­шая Олень­ка умер­ла, про­сту­див­шись. Я частень­ко потом рас­смат­ри­вал фото­гра­фии, на кото­рых мы вдво­ём – бес­смыс­лен­ный взгляд пол­за­ю­ще­го паца­нён­ка и живые искри­стые гла­за трёх­лет­ней круг­ло­щё­кой в ямоч­ках, куд­ря­вой сест­рён­ки… На похо­ро­нах отец пла­кал, как жен­щи­на.

Мама рас­ска­зы­ва­ла: «Ты был спо­кой­нень­кий: где остав­лю – там и сидишь!» «Такой глу­пый, что ли?..» «Нет, такой послуш­ный. А один раз на кухне готов­лю, а вы с Олей в ком­на­те. Слы­шу – затих­ли. Забе­гаю: она подуш­ку поло­жи­ла на тебя и свер­ху усе­лась. Ты уже – синень­кий почти…» Так я был спа­сён мамой для после­ду­ю­щей жиз­ни – то ли сест­рён­ка рев­но­ва­ла его, то ли про­сто игра­ла в свою игру…

Меж­ду про­чим, испы­ты­вать на проч­ность судь­ба нача­ла меня уже в пер­вые мину­ты суще­ство­ва­ния. Когда я толь­ко-толь­ко выби­рал­ся на свет, баб­ка что есть мочи закри­ча­ла буду­ще­му дядь­ке: «Жень­ка!!! Беги к Брат­ке, ска­жи – сын родил­ся!!!» Может, от это­го кли­ча, может, от пету­ха, зимо­вав­ше­го под дет­ской кро­ват­кой и одна­жды в неуроч­ное вре­мя так запев­ше­го, что мла­ден­ца било целую неде­лю, но толь­ко я, почти как Илья Муро­мец, не ходил чуть ли не до трёх лет. Било дей­стви­тель­но все­рьёз – до тех пор, пока сибир­ская воро­жей­ка не пошеп­та­ла что-то, не пере­ки­ну­ла маль­ца через ноч­ную рубаш­ку (как бы зано­во роди­ла), кото­рый вско­ре затих. Я быст­ро пошёл на поправ­ку, но вста­вать на ноги отка­зы­вал­ся. «Навер­ное, силы копи­ли – теперь вон как бега­е­те!», – сме­ют­ся сего­дня кол­ле­ги, слу­шая рас­сказ о моём «без­нож­ном» дет­стве.

Боль­ше­го все­го вре­ме­ни я про­во­дил со сред­ней сест­рой Раей, и, как ска­за­ли бы сего­дня, силь­но доста­вал её этим – ведь ей хоте­лось бегать с подруж­ка­ми, а рядом этот «хво­стик»… У Раи спо­соб­но­сти к обу­че­нию откры­лись толь­ко в сред­ней шко­ле, кото­рую она закон­чи­ла с сереб­ря­ной меда­лью, – началь­ные же клас­сы дава­лись с тру­дом, осо­бен­но нена­вист­ная лите­ра­ту­ра. Вот отец в малень­кой ком­на­те рису­ет на загрун­то­ван­ной клей­сте­ром кле­ён­ке ковёр для про­да­жи (в кон­це пяти­де­ся­тых – нача­ле шести­де­ся­тых изоб­ра­же­ния оле­ней с лебе­дя­ми укра­ша­ли мно­гие ком­на­ты в бара­ках на окра­и­нах Уфы), а Рая чита­ет «Серую шей­ку». Мед­лен­но, с тру­дом, чуть ли не засы­пая. «Соба­ка… зала­я­ла… хво­стом», – тянет она. «Раз­ве соба­ка может лаять хво­стом?» – удив­ля­ет­ся пяти­лет­ний брат, вни­ма­ю­щий «худо­же­ствен­но­му» испол­не­нию сказ­ки Мами­на-Сиби­ря­ка. Смех отца и… суро­вый, пре­ду­пре­жда­ю­щий о неми­ну­е­мой мести, взгляд сест­ры.

За эсте­ти­че­ское вос­пи­та­ние в семье отве­ча­ла Вера. Под­опыт­ным объ­ек­том высту­пал, есте­ствен­но, млад­ший бра­тиш­ка. Коро­тень­кие шта­ниш­ки (о шор­тах тогда ещё не слы­ша­ли) вызы­ва­ли насмеш­ки сосед­ских маль­чи­шек, не гово­ря уже о руба­шеч­ках и гал­стуч­ках… Но Вера Васи­льев­на после­до­ва­тель­но внед­ря­ла совре­мен­ные стан­дар­ты в семей­ный быт: пре­крас­но шила для себя сама и стре­ми­лась оде­вать по моде бра­тиш­ку. Тогда-то меня и про­зва­ли «Костюм­чи­ком», а потом и Вов­чи­ком – види­мо, ещё по при­чине суб­тиль­но­сти и малень­ко­го роста. На вто­ром кур­се уни­вер­си­те­та я рез­ко выма­хал, но имя закре­пи­лось – сту­ден­че­ские при­я­те­ли до сих пор так обра­ща­ют­ся к солид­но­му про­фес­со­ру…

«Я пове­ду тебя в музей», – ска­за­ла мне сест­ра…», – это и про меня. Если спек­так­ли дра­ма­ти­че­ско­го теат­ра я смот­рел с огром­ным инте­ре­сом (сам ходил в драм­кру­жок), то посе­ще­ние кон­цер­тов клас­си­че­ской музы­ки лишь тер­пел, не желая оби­деть стро­гую настав­ни­цу. Прав­да, «Лун­ная сона­та», про­слу­шан­ная в живом испол­не­нии сто­лич­но­го пиа­ни­ста вме­сте с сест­рой, умиль­но погля­ды­вав­шей на бра­тиш­ку, похо­же­го в этот момент на Гек­кель­бе­ри Фин­на, умы­то­го и при­лич­но оде­то­го сер­до­боль­ны­ми тётуш­ка­ми. «Сона­та», меж­ду про­чим, понра­ви­лась. 

Дядь­ка-брат и про­сто бра­тья

 Вспо­ми­ная собы­тия шести­де­ся­ти­лет­ней дав­но­сти, я все­гда с улыб­кою добав­ляю, что моё счаст­ли­вое дет­ство обес­пе­чи­ла не толь­ко совет­ская стра­на, но и Саш­ка Тря­пи­цын, при­хо­див­ший­ся мне дво­ю­род­ным дядей. Он был все­го на год меня стар­ше, пото­му про­хо­дил как стар­ший брат. Наши края – местеч­ко Лопа­ти­но – в шести­де­ся­тые годы про­шло­го века сла­ви­лись хули­ган­ски­ми раз­бор­ка­ми. Мест­ные шиш­ка­ри даже гор­ди­лись этим, при­бав­ляя: «Мы по это­му делу вто­рые или тре­тьи после ростов­ских и самар­ских». Как бы там ни было, но бит­вы «ули­ца на ули­цу» были у нас обыч­ным делом, и каж­дую осень на пустом после убор­ки кар­то­фе­ля поле соби­ра­лись армии паца­нов, воору­жен­ных дры­на­ми и даже касте­та­ми, при­ез­жав­ших сюда «пома­хать­ся» из раз­ных кон­цов Чер­ни­ков­ки. Дра­ки были серьёз­ны­ми, неслу­чай­но наи­бо­лее актив­ные бой­цы были на учё­те у мест­ной мили­ции – мно­гие потом попа­да­ли и в заклю­че­ние. От «воин­ской повин­но­сти» меня спа­са­ло то, что, поми­мо обыч­ной шко­лы, я ещё ходил в худо­же­ствен­ную. Был, види­мо, неглас­ный закон – мест­ных худо­же­ствен­ных натур не при­вле­кать…

И всё же ходить бы не сдер­жан­но­му на язык хлоп­чи­ку с синя­ка­ми и шиш­ка­ми, кабы не дядя-брат Саш­ка, кото­рый, кста­ти, драть­ся не осо­бен­но и любил, но если нары­ва­лись, то раз­би­рал­ся с обид­чи­ка­ми жёст­ко, если не ска­зать жесто­ко. Муску­лы же он нака­чал на еже­днев­ной руб­ке дров для домаш­ней печ­ки и для бани, кото­рую мама­ша Надеж­да Гри­го­рьев­на застав­ля­ла топить «каж­ную суб­бо­ту». Росту Саш­ка был неве­ли­ко­го, спо­кой­но реа­ги­ро­вал на про­зви­щу Тря­па, на его лице  с носом-лепе­шеч­кой выде­ля­лись гла­за-пугов­ки и веч­ная улыб­ка. Он любил слу­шать анек­до­ты, и так зара­зи­тель­но сме­ял­ся, что я даже спе­ци­аль­но копил их для встре­чи со сво­им вер­ным защит­ни­ком. Воз­мож­но, за это, а так­же за зва­ние школь­но­го отлич­ни­ка и арти­ста Саш­ка ценил пле­мя­ша и нико­му не давал в оби­ду.

Да, я уже дав­но успеш­но высту­пал на школь­ной сцене, и как-то Саш­ка спро­сил, а нель­зя ли и ему посту­пить в этот самый драм­кру­жок. Я, с сомне­ни­ем осмот­рев отнюдь не сце­нар­ный вид род­ствен­ни­ка, пообе­щал пого­во­рить с биб­лио­те­ка­рем Оль­гой Васи­льев­ной, быв­шей по сов­ме­сти­тель­ству руко­во­ди­те­лем школь­ной само­де­я­тель­но­сти. И, надо ска­зать, Саш­ка быст­ро влил­ся в кол­лек­тив, а вско­ре мы с ним уже вме­сте разыг­ры­ва­ли интер­ме­дию «Где это вида­но, где это слы­ха­но…» Вик­то­ра Дра­гун­ско­го, где я играл Денис­ку Кораб­лё­ва, а он – Миш­ку Сло­но­ва. С само­го нача­ла у нас ста­ло всё здо­ро­во полу­чать­ся, и вско­ре лопа­тин­ская пароч­ка побе­ди­ла сна­ча­ла на рай­он­ном, потом на город­ском и, нако­нец, на рес­пуб­ли­кан­ском смот­ре худо­же­ствен­ной само­де­я­тель­но­сти.

И вдруг Тря­пи­цын исчез – про­сто пере­стал ходить на репе­ти­ции, и всё. А что? Он дока­зал всем, что может высту­пать на сцене не хуже дру­гих, и отпра­вил­ся поко­рять дру­гую вер­ши­ну, кото­рой ста­ла спор­тив­ная гим­на­сти­ка. Тре­нер наот­рез отка­зы­вал­ся брать Саш­ку в сек­цию, гово­ря, что в три­на­дцать лет позд­но начи­нать, и ниче­го у него не полу­чит­ся. «Полу­чит­ся!», – горя­чо убеж­дал Саш­ка, и дока­зал это, выпол­нив через два года нор­ма­тив кан­ди­да­та в масте­ра спор­та.

И опять исчез!.. Такой уж Саш­ка был чело­век – нач­нёт, осво­ит, заску­ча­ет и пой­дёт искать что-то новое. Вот он и ушёл от гим­на­стов к цир­ко­вым. Дело в том, что в Уфу каж­дое лето при­ез­жал цирк шапи­то. На базар­ной пло­ща­ди уста­нав­ли­вал­ся шатёр, и три, а то и боль­ше меся­ца тол­па уха­ха­ты­ва­лась над репри­за­ми кло­унов, вос­хи­ща­лась кана­то­ход­ца­ми, с зами­ра­ни­ем серд­ца сле­ди­ла за дей­стви­я­ми дрес­си­ров­щи­ка, бес­страш­но пого­няв­ше­го длин­ным кну­том львов и тиг­ров. Но вот нас обра­до­ва­ли изве­сти­ем о стро­и­тель­стве боль­шо­го ста­ци­о­нар­но­го цир­ка со штат­ной труп­пой, куда и раз­меч­тал­ся попасть Саш­ка. Имен­но что раз­меч­тал­ся, пото­му что, несмот­ря на его фля­ки и саль­то без  лон­жи, в шта­те Саш­ке было отка­за­но. То ли по при­чине нека­зи­стой фигу­ры и про­сто­ва­то­го лица, то ли в виду отсут­ствия «воло­са­той руки»…

И армию он, види­мо, рас­смат­ри­вал как оче­ред­ной вызов судь­бы, пото­му что вско­ре тётя Надя, при­дя к нам, пока­за­ла тол­стое пись­мо с газет­ной замет­кой, в кото­рой рас­ска­зы­ва­лось, как рядо­вой Алек­сандр Тря­пи­цын выиг­рал сна­ча­ла чем­пи­о­нат по клас­си­че­ской борь­бе пол­ка, потом диви­зии и, нако­нец, армии. На пло­хо отпе­ча­тан­ной фото­гра­фии всё же уга­ды­вал­ся улы­ба­ю­щий­ся Тря­па с носом-лепёш­кой и гла­за­ми-пугов­ка­ми. Когда потом Саш­ку спра­ши­ва­ли, как это у него полу­ча­лось, ведь он нико­гда не зани­мал­ся борь­бой и не знал ника­ких при­ё­мов, он скром­но отве­чал: «А я брал на силу…».

С мои­ми дво­ю­род­ны­ми бра­тья­ми Янки­ны­ми я осо­бен­но сдру­жил­ся после их пере­ез­да из Куй­бы­шев­ской обла­сти в Баш­ки­рию. Это было каж­до­днев­ное обще­ние, насы­щен­ное сов­мест­ным узна­ва­ни­ем мира, чте­ни­ем и актив­ным спор­том. Летом фут­боль­ным поле ока­зы­ва­лась обыч­ная доро­га, а воро­там – какие-нибудь два кам­ня, зимой почти у каж­до­го дома зали­вал­ся каток, на кото­ром в каж­дый сво­бод­ный час начи­на­лись хок­кей­ные бата­лии – не чета совре­мен­ным виде­обит­вам, при кото­рых не то что харак­тер и орга­низм не зака­ля­ют­ся, а, напро­тив, рас­ша­ты­ва­ет­ся нерв­ная систе­ма, пада­ет зре­ние и искрив­ля­ет­ся позво­ноч­ник. Об отсут­ствии све­же­го воз­ду­ха я уже не гово­рю…

С Воло­дей мы были одно­год­ки, а пото­му закан­чи­ва­ли шко­лу одно­класс­ни­ка­ми, в одной шко­ле; дву­мя клас­са­ми млад­ше, учил­ся и Саша. Сего­дня под­пол­ков­ник мор­ской авиа­ции в отстав­ке Вла­ди­мир Сте­па­но­вич Янкин воз­глав­ля­ет Совет вете­ра­нов в Кры­му, а заслу­жен­ный энер­ге­тик Самар­ской обла­сти Алек­сандр Сте­па­но­вич Янкин, будучи пен­си­о­не­ром, неред­ко  при­гла­ша­ет­ся на род­ное пред­при­я­тие в каче­стве кон­суль­тан­та.

Семья

 С Тама­рой мы учи­лись на одном кур­се, но в раз­ных груп­пах. Кста­ти, она ока­за­лась моим пер­вым редак­то­ром – в редак­ции стен­га­зе­ты фил­фа­ка я чис­лил­ся все­го лишь худож­ни­ком.  Но о девуш­ке, кото­рая посто­ян­но при­хо­ди­ла в теле­ви­зи­он­ную ком­на­ту уни­вер­си­тет­ско­го обще­жи­тия смот­реть хок­кей, да не про­сто смот­реть, а отпус­кать ост­ро­ум­ные шпиль­ки по пово­ду неудач­но дей­ство­вав­ших спортс­ме­нов, узнал от одно­группни­ка Сла­вы Пет­ро­ва гораз­до рань­ше. Это и была Тама­ра Абд­рах­ма­но­ва, закон­чив­шая шко­лу с золо­той меда­лью и уже счи­тав­ша­я­ся звез­дой кур­са, ста­тус кото­рой сохра­ни­ла, закон­чив впо­след­ствии уни­вер­си­тет с крас­ным дипло­мом.

Но до полу­че­ния дипло­ма пре­по­да­ва­те­ля рус­ско­го язы­ка и лите­ра­ту­ры было ещё ой как дале­ко, а пока редак­ция из шести чело­век стро­и­ла гран­ди­оз­ные пла­ны по выпус­ку газе­ты, гото­вясь затмить кон­ку­рен­тов, сре­ди кото­рых тра­ди­ци­он­но выде­ля­лись физи­ки, био­ло­ги и исто­ри­ки. Кор­ре­спон­ден­ты при­но­си­ли руко­пи­си, редак­тор пере­пе­ча­ты­ва­ла их на дека­нат­ской машин­ке, фото­граф делал по её зада­нию сним­ки, а мы с Лаза­рем Дано­ви­чем, воору­жив­шись каран­да­ша­ми и кистя­ми (фло­ма­сте­ры тогда ещё не вошли в оби­ход), аква­рель­ны­ми крас­ка­ми и тушью раз­ных цве­тов созда­ва­ли реаль­ные полот­на в 10-15 и даже в 20 ват­ман­ских листов.

Вале­ра Куд­ряв­цев любил фото­гра­фи­ро­вать и наше­го редак­то­ра, за что она выпол­ня­ла ему зада­ния по немец­ко­му язы­ку – одну из фото­гра­фий я тай­но при­сво­ил, и ино­гда, если спра­ши­ва­ли о «девуш­ке, с кото­рой дру­жишь», пока­зы­вал этот сни­мок, кото­рый хра­нил в запис­ной книж­ке. Уви­дев муче­ния чело­ве­ка, не зна­ю­ще­го, как при­гла­сить девуш­ку на сви­да­ние, друг Лазарь при­шёл на помощь: «Да возь­ми ты нако­нец биле­ты на какой-нибудь кон­церт!» и даже пред­ло­жил пере­дать их буду­щей спут­ни­це. Так что пес­ни Вла­ди­ми­ра Мака­ро­ва, и осо­бен­но одна – про «весё­лых тара­ка­нов и сверч­ков» – освя­ти­ла наш буду­щий семей­ный союз. Как, впро­чем, и сов­мест­ная жур­на­лист­ская рабо­та, кото­рую вско­ре мы ста­ли выпол­нять втро­ём, а то и вдво­ём, посколь­ку Дано­вич, делая таин­ствен­ное лицо, сам убе­гал на сви­да­ния…

Потом была сов­мест­ная диа­лек­то­ло­ги­че­ская экс­пе­ди­ция в Миш­кин­ском рай­оне, где мы запи­сы­ва­ли гово­ры цока­ю­щих и щёка­ю­щих селян, рабо­та на току и на кухне сту­ден­че­ских сель­хоз­от­ря­дов в селе Михай­лов­ка и сов­хо­зе Шемяк, корот­кие встре­чи в пио­нер­ла­ге­ре на озе­ре Кан­д­ры-Куль, где одно­курс­ни­ки про­хо­ди­ли педа­го­ги­че­скую прак­ти­ку. В общем, всё шло к сва­дьбе, и она состо­я­лась в мае 1975 года. А в июле сле­ду­ю­ще­го у нас появил­ся пер­ве­нец Костик, что опре­де­ли­ло выбор жиз­нен­но­го и тру­до­во­го пути роди­те­лей – мама, отка­зав­шись от поступ­ле­ния в аспи­ран­ту­ру, вско­ре нача­ла свою педа­го­ги­че­скую карье­ру в род­ном Ишим­бае, а папа со вре­ме­нем пере­вёл­ся из очной аспи­ран­ту­ры в заоч­ную, и семья вос­со­еди­ни­лась в сто­ли­це Баш­ки­рии.

В одном из интер­вью педа­гог Тама­ра Вари­сов­на Тулу­по­ва, отме­чен­ная пре­зи­дент­ским гран­том, вспо­ми­на­ла: «С пер­вых дней  мне в шко­ле ужас­но не понра­ви­лось! При­чём начи­на­ла я как учи­тель исто­рии, а ни лите­ра­ту­ры или рус­ско­го язы­ка. Да, и уче­ни­ки меня посто­ян­но не слу­ша­лись. Я была малень­кой, тощень­кой, очень юной. Осо­бен­но изги­лял­ся вось­мой класс. Нико­гда не забу­ду, как на лек­ции о вели­кой фран­цуз­ской рево­лю­ции они обстре­ля­ли меня бумаж­ка­ми, само­лё­ти­ка­ми и вооб­ще вели себя крайне несе­рьёз­но. Тогда я со сле­за­ми побе­жа­ла к дирек­то­ру, кото­рый выслу­шав меня, лишь груст­но так ска­зал: ”Я думал вы их хоть интел­лек­том сво­им заин­те­ре­су­е­те”. Боюсь, что в это вре­мя интел­лект для них ника­ко­го осо­бо­го зна­че­ния не имел. Одни пяти­класс­ни­ки меня радо­ва­ли, они были очень доб­рые и милые, всё вре­мя рисо­ва­ли сер­деч­ки с над­пи­ся­ми ”I love You”, поче­му-то все­гда на англий­ском язы­ке. А когда мой сын под­рос, я ста­ла уже пол­но­цен­ным школь­ным учи­те­лем и полу­чи­ла свой пер­вый шестой класс».

А на вопрос о, воз­мож­но, «самом нелю­би­мом и слож­ном школь­ном пред­ме­те – рус­ском язы­ке» отве­ти­ла так: «Рус­ский язык – это нау­ка. Пре­по­да­вать его чрез­вы­чай­но слож­но пото­му, что каж­дая нау­ка тре­бу­ет точ­но­сти и педан­тиз­ма, чего нам всем зача­стую не хва­та­ет. Зато у меня был такой люби­мый пред­мет, как лите­ра­ту­ра, где я мог­ла, гово­ря совре­мен­ным язы­ком, отры­вать­ся по пол­ной. Все эмо­ции, кото­рые я удер­жи­ва­ла в себе на рус­ском язы­ке, я отда­ва­ла, исполь­зо­ва­ла во вре­мя лите­ра­ту­ры. Нико­гда не боя­лась читать сти­хи со сле­за­ми или пере­жи­вать с уче­ни­ка­ми какие-нибудь при­клю­че­ния геро­ев. У нас были хоро­шие пре­по­да­ва­те­ли выра­зи­тель­но­го чте­ния, и могу ска­зать без лож­ной скром­но­сти, что когда я читаю сти­хи, то это нра­вит­ся не толь­ко детям, но и даже про­ве­ря­ю­щим инспек­то­рам».

Костя рос бой­ким, но очень любо­зна­тель­ным и смыш­лё­ным маль­чи­ком. Осо­бен­но это ска­за­лось в Китае, где мы в тече­ние года рабо­та­ли пре­по­да­ва­те­ля­ми рус­ско­го язы­ка и лите­ра­ту­ры. Костя учил­ся в чет­вёр­том клас­се шко­лы, раз­ме­щав­шей­ся на тер­ри­то­рии совет­ско­го посоль­ства – дале­ко от цен­тра Пеки­на. Мы, рабо­тав­шие по утрам в сво­их уни­вер­си­те­тах, не име­ли воз­мож­но­сти отво­зить его туда, поэто­му наня­ли для это­го няню, как и для трёх­лет­ней Ксю­ши, кото­рую дру­гая няня отво­ди­ла в дет­ские ясли. Так вот, ни та ни дру­гая кита­ян­ка ни сло­ва не зна­ли по-рус­ски, и за несколь­ко меся­цев поез­док сын стал раз­го­ва­ри­вать и даже читать по-китай­ски, выучив 400 иеро­гли­фов. Кста­ти ока­за­лись и англо-рус­ский сло­варь и две кар­ты сто­ли­цы КНР на китай­ском и англий­ском язы­ках. Види­мо, маль­чик уже тогда понял, что каж­дый язык – это осо­бая систе­ма с логич­ны­ми струк­ту­ра­ми, что помог­ло ему в буду­щем осво­ить англий­ский, немец­кий, фран­цуз­ский и даже татар­ский язык.

Явные спо­соб­но­сти к обу­че­нию дали свои пло­ды: Костя и шко­лу закон­чил с меда­лью, и, побе­див в пер­вой пере­да­че «Умни­ки и умни­цы», без экза­ме­нов посту­пил в МГИМО, а через два­дцать пять лет повто­рил свой успех, вой­дя в первую два­дцат­ку Все­рос­сий­ско­го кон­кур­са управ­лен­цев «Лиде­ры Рос­сии». А ещё вице-пре­зи­дент по раз­ви­тию биз­не­са Топ­лив­ной ком­па­нии «ТВЭЛ» Роса­то­ма Кон­стан­тин Вла­ди­ми­ро­вич Тулу­пов про­шёл допол­ни­тель­ное обу­че­ние в Финан­со­вой ака­де­мии при Пра­ви­тель­стве РФ, в Лон­дон­ской биз­нес-шко­ле (име­ет сте­пень Executive MBA) и в биз­нес-шко­ле Колум­бий­ско­го уни­вер­си­те­та в Нью-Йор­ке.

Дочь Ксе­ния, как и млад­ший сын Васи­лий, закон­чи­ли наш жур­фак и аспи­ран­ту­ру ВГУ, прав­да, с раз­ни­цей в четы­ре года.

Ксе­ния, успев­шая пора­бо­тать и в прес­се, и на радио, и на теле­ви­де­нии, защи­тить дис­сер­та­цию на тему «Совре­мен­ные тен­ден­ции функ­ци­о­ни­ро­ва­ния пуб­ли­ци­сти­че­ско­го тек­ста: дис­кур­сив­ный аспект», ныне – доцент кафед­ры жур­на­ли­сти­ки и меди­а­ком­му­ни­ка­ций Инсти­ту­та жур­на­ли­сти­ки, ком­му­ни­ка­ций и медиа­об­ра­зо­ва­ния МПГУ, где ведёт дис­ци­пли­ны по тео­рии и прак­ти­ке, деон­то­ло­гии жур­на­ли­сти­ки, чита­ет курс «Фило­соф­ские и соци­о­куль­тур­ный осно­вы жур­на­ли­сти­ки».

Васи­лий – кан­ди­дат в масте­ра спор­та по лег­кой атле­ти­ке, чем­пи­он обла­сти по бегу на сред­ние дистан­ции, неод­но­крат­ный участ­ник чем­пи­о­на­тов стра­ны в этих же дис­ци­пли­нах – и дис­сер­та­цию защи­тил на соот­вет­ству­ю­щую тему: «Репре­зен­та­ция фено­ме­на спор­та в про­цес­се мас­со­вой соци­аль­ной ком­му­ни­ка­ции». Сего­дня он – редак­тор попу­ляр­но­го в Воро­не­же еже­не­дель­ни­ка «Семё­роч­ка» и доцент кафед­ры свя­зей с обще­ствен­но­стью, рекла­мы и дизай­на род­но­го факуль­те­та жур­на­ли­сти­ки ВГУ.

В общем, дети, пода­рив­шие нам пять вну­ков, кажет­ся, ни в чём не под­во­дят сво­их роди­те­лей

На сним­ках:

  • роди­те­ли;
  • перед вой­ной;
  • в шести­де­ся­тые;
  • семья Тулу­по­вых;
  • Андрей Ильич Янкин;
  • Вар­ва­ра Ива­нов­на Янки­на;
  • Вера;
  • Рая;
  • Оля;
  • сёст­ры;
  • дво­ю­род­ные;
  • Тама­ра;
  • тор­же­ствен­ный момент;
  • дети;
  • семья Кости;
  • семья Ксе­нии;
  • семья Васи­лия.

  • OLYMPUS DIGITAL CAMERA