Из кни­ги «Это было недав­но, это было дав­но…»

Гла­ва один­на­дца­тая, юмо­ри­сти­че­ская

Сна­ча­ла я хотел сде­лать эту часть кни­ги при­ло­же­ни­ем, но потом поду­мал, что спра­вед­ли­вее будет и её пред­ста­вить отдель­ной гла­вой: ведь опи­сан­ное ниже, хотя и не доку­мент (изме­не­ны име­на, доду­ма­ны кое-какие деталь­ки), но так­же име­ет реаль­ную осно­ву.

Дело в том, что вре­мя от вре­ме­ни вспо­ми­ная какие-то забав­ные слу­чаи из жиз­ни, я стал запи­сы­вать, точ­нее, наби­рать на ком­пью­те­ре неболь­шие тек­сты, кото­рые не так дав­но опуб­ли­ко­вал в жур­на­ле «Подъ­ём» под назва­ни­ем «Былин­ки». Поче­му былин­ки? Пото­му что слы­шит­ся связь с таки­ми заме­ча­тель­ны­ми сло­ва­ми, как «быль», «были­на», обо­зна­ча­ю­щи­ми нечто слу­чив­ше­е­ся, ино­гда дав­ным-дав­но. А ещё былин­ка – это тон­кий сте­бе­лёк трав­ки лету­чей: вот она была – и нету…

«Назна­чаю тебя началь­ни­ком шта­ба!»

После сда­чи гос­эк­за­ме­на по науч­но­му ком­му­низ­му и защи­ты дипло­ма нам ещё пред­сто­я­ли воен­ные сбо­ры в Тоц­ких лаге­рях, где в кон­це июля выпуск­ни­ки уни­вер­си­те­та муже­ско­го полу долж­ны были стать лей­те­нан­та­ми. Мне с това­ри­щем «повез­ло» стать квар­ти­рье­ра­ми, т.е. теми, кто и при­ез­жа­ют рань­ше, и уез­жа­ют поз­же, сна­ча­ла обо­ру­дуя воен­ный горо­док, а затем раз­би­рая палат­ки, загру­жая и отправ­ляя их и всё про­чее обо­ру­до­ва­ние на гру­зо­ви­ках назад, на воен­ную кафед­ру уни­вер­си­те­та.
Но были и плю­сы в ран­нем зна­ком­стве с началь­ни­ком сбо­ров под­пол­ков­ни­ком В. П. Ива­но­вым, кото­рый, узнав, что кур­сант-фило­лог-жур­на­лист рису­ет, сра­зу же опре­де­лил меня на житель­ство в штаб, где в тече­ние двух меся­цев я сва­ял воен­но-учеб­но-мето­ди­че­ских пла­ка­тов лет на десять впе­рёд. Узнав так­же, что моя супру­га-одно­курс­ни­ца, будучи на вось­мом меся­це бере­мен­но­сти, успеш­но защи­ти­ла диплом на тему «Чело­век перед лицом смер­ти в про­из­ве­де­ни­ях Л. Н. Тол­сто­го», Вла­ди­мир Пет­ро­вич пообе­щал взять с собой в крат­ко­сроч­ный отпуск. «Когда родит. Ясно?». «Так точ­но, това­рищ под­пол­ков­ник!»

…И вот она – дол­го­ждан­ная теле­грам­ма «Сын!», и поезд уже отсту­ки­ва­ет кило­мет­ры по пути на роди­ну… С под­пол­ков­ни­ком и кур­сан­том в вагоне ока­за­лись «пар­ти­за­ны» – запас­ни­ки, раз­ме­щав­ши­е­ся в казар­мах по сосед­ству со шта­бом. Ран­ним хму­рым утром все выгру­зи­лись на плат­фор­му вок­за­ла. Май­ор-пар­ти­зан и уни­вер­си­тет­ский под­пол­ков­ник ска­за­ли, что­бы обо­жда­ли их. Мужи­ки было взроп­та­ли, но офи­це­ров уже и след про­стыл. Опыт­ный взвод­ный, заку­ри­вая, объ­яс­нил: «Похме­лять­ся помча­лись. В ресто­ран. Они же всю ночь буха­ли…» Тут народ пони­ма­ю­ще заки­вал голо­ва­ми и стал стре­лять сига­рет­ки у про­хо­дя­щих горо­жан. Не про­шло и двух часов (за кото­рые лек­си­кон сту­ден­та не то что­бы обо­га­тил­ся, но замет­но акту­а­ли­зи­ро­вал­ся), как появи­лись коман­ди­ры: более моло­дой и пото­му ещё сто­яв­ший на ногах май­ор сдал мне на руки уже нехо­дя­че­го началь­ни­ка сбо­ров, сунув ему зара­нее напи­сан­ный на сал­фет­ке адрес и три руб­ля на так­си. 

…Через три дня Пет­ро­вич, бод­рый и побри­тый, в выгла­жен­ной фор­ме встре­чал моло­до­го отца у поез­да Уфа – Орен­бург. В купе, поми­мо них, рас­по­ла­гал­ся инва­лид, кото­ро­му я охот­но усту­пил ниж­нюю пол­ку, а сам забрал­ся на вто­рую, где очень ком­форт­но читать, дрем­ля под мер­ный пере­стук колес. Когда, в оче­ред­ной раз проснув­шись, я посмот­рел вниз, то не обна­ру­жил сво­е­го шефа. За окна­ми про­плы­вал ураль­ский вечер, а затем ураль­ская ночь, но Пет­ро­ви­ча не было. Появил­ся он лишь под утро. Ну как появил­ся… Был при­ве­дён офи­ци­ан­том ресто­ра­на и уло­жен пря­мо в той самой неко­гда отутю­жен­ной фор­ме на не засте­лен­ной пол­ке… Толь­ко тогда я облег­чён­но вздох­нул и забыл­ся тре­вож­ным сном кур­сан­та уни­вер­си­те­та. А когда открыл гла­за часов этак в один­на­дцать, то пря­мо за стек­лом уви­дел над­пись «Тоц­кое». Бук­валь­но ска­тив­шись вниз, я стал доволь­но жёст­ко тор­мо­шить не озо­ни­ру­ю­ще­го коман­ди­ра. Тот отбры­ки­вал­ся, не желая про­сы­пать­ся, и лишь костыль сосе­да-инва­ли­да при­вёл его в чув­ство. Вдво­ём мы пово­лок­ли почти без­жиз­нен­ное тело. На сту­пень­ках какая-то тёт­ка, раз­ло­жив товар, тон­ко и про­тив­но при­зы­ва­ла: «Раки, раки, раки!…» «Какие раки!», – это уже про­вод­ник, заин­те­ре­со­ван­ный в том, что­бы поезд отпра­вил­ся вовре­мя, смах­нул чле­ни­сто­но­гих нога­ми, про­пи­хи­вая нашу тро­и­цу к выхо­ду. 

В при­вок­заль­ном пали­сад­нич­ке, при­стро­ив болез­но­го на ска­мей­ке, и боясь пат­ру­ля, я решил позво­нить в штаб сбо­ров. «Това­рищ под­пол­ков­ник, надо маши­ну вызвать. Ска­жи­те пароль». «Не ска­жу», – замо­тал тот голо­вой. «А ну, ска­жи… пароль, – при­шлось доба­вить голо­са и хоро­шень­ко встрях­нуть коман­ди­ра. В общем, пароль был доволь­но ско­ро выбит, и затем, в тече­ние двух часов я пери­о­ди­че­ски выбе­гал на боль­шак посмот­реть, не при­шёл ли транс­порт. Воз­вра­ща­ясь, в тре­во­ге погля­ды­вал на попут­чи­ка, кото­рый посте­пен­но, кажет­ся, при­хо­дил в себя, вопро­си­тель­но и стро­го посмат­ри­вая вокруг. 

Нако­нец маши­на при­бы­ла, о чём Ива­но­ву было сооб­ще­но с добав­ле­ни­ем, что с шофё­ром при­был и его заме­сти­тель – под­пол­ков­ник Ибра­ги­мов. «Как Ибра­ги­мов? Зачем Ибра­ги­мов?» – сра­зу как буд­то про­трез­вел Ива­нов (все зна­ли, что они – «закля­тые дру­зья»). Это потом выяс­ни­лось, что кур­сант, сто­яв­ший у теле­фо­на в шта­бе, с пере­пу­гу (при­е­хал началь­ник сбо­ров!) напра­вил на вок­зал бро­не­транс­пор­тер, оста­нов­лен­ный обес­ку­ра­жен­ны­ми мир­ны­ми жите­ля­ми (не вой­на ли?!..) Тоц­ко­го на въез­де в их насе­лён­ный пункт. Заме­сти­тель же, будучи осве­дом­лён о сла­бо­стях сво­е­го вре­мен­но­го началь­ни­ка, решил его встре­тить сам: он рас­пах­нул двер­цу каби­ны и теат­раль­но при­гла­сил коман­ди­ра сесть рядом с шофё­ром. Про­бур­чав что-то в ответ, Вла­ди­мир Пет­ро­вич с тру­дом забрал­ся в кузов и, гля­дя в заты­лок сослу­жив­цу, тихо стал шипеть руга­тель­ства. Когда Ибра­ги­мов пово­ра­чи­вал голо­ву, Ива­нов делан­но улы­бал­ся ему, и это повто­ря­лось на про­тя­же­нии всей доро­ги до воен­но­го город­ка.

Где-то часа через три в шта­бе раз­дал­ся теле­фон­ный зво­нок, и я с тру­дом, но разо­брал голос Пет­ро­ви­ча: «Воло­дя… Назна­чаю тебя началь­ни­ком шта­ба» – «Но ведь у нас началь­ник шта­ба –  пол­ков­ник Тол­сто­гу­зов…» – «Ниче­го не знаю. Я при­ка­зов не меняю…»

Увы, наут­ро никто не вспом­нил о новом назна­че­нии, и я про­дол­жил мир­но штам­по­вать воен­ные пла­ка­ты…

 Поло­са­тый выго­вор

 Шёл оче­ред­ной съезд пар­тии, и посколь­ку все газе­ты в тече­ние неде­ли пуб­ли­ко­ва­ли обя­за­тель­ные офи­ци­аль­ные мате­ри­а­лы, при­хо­див­шие по теле­тай­пу, у жур­на­ли­стов обра­зо­вал­ся солид­ный тайм-аут. В редак­ции моло­дёж­ной газе­ты было реше­но пора­бо­тать впрок – под­го­то­вить что-нибудь инте­рес­ное, чита­бель­ное, «вкус­нень­кое». В област­ном цен­тре в те дни гастро­ли­ро­вал дрес­си­ров­щик тиг­ров – один из дина­стии Запаш­ных. Заве­ду­ю­щий отде­лом про­па­ган­ды, энер­гич­ный выпуск­ник ВКШ, зазвал зна­ме­ни­тость в гости к ком­со­моль­ским жур­на­ли­стам. Со все­го Дома печа­ти сбе­жа­лись любо­пыт­ные погла­зеть на цир­ко­вую звез­ду, тем более что он при­шел не один, а с яркой кра­са­ви­цей-женой, обла­чён­ной в не менее яркую шубу из нату­раль­но­го меха, а, глав­ное, ещё и с огром­ным тиг­ром на повод­ке.

Зверь важ­но про­ше­ство­вал по кори­до­ру, оста­но­вил­ся поче­му-то у сек­ре­та­ри­а­та и под гро­бо­вое мол­ча­ние пустил дол­гую струю… Затем тол­па дви­ну­лась по направ­ле­нию к каби­не­ту редак­то­ра. Запаш­ный, как все­гда, был ост­ро­умен, рас­ска­зы­вая о сво­ей семье, о слож­но­стях и тон­ко­стях рабо­ты с хищ­ни­ка­ми, о новой про­грам­ме. Все были вос­хи­ще­ны и напо­сле­док захо­те­ли сфо­то­гра­фи­ро­вать­ся на память. Тиг­ра уса­ди­ли в редак­тор­ское крес­ло, осталь­ные рас­по­ло­жи­лись вокруг.

… Уже через пол­ча­са после ухо­да цир­ко­вой деле­га­ции в редак­ции начал­ся пере­по­лох. Кто-то из закля­тых дру­зей, пред­став­ляв­ших пар­тий­ные газе­ты, успел позво­нить в обком: мол, в то вре­мя, когда вся стра­на, зата­ив дыха­ние, слу­ша­ет отчёт­ный доклад гене­раль­но­го сек­ре­та­ря КПСС Л. И. Бреж­не­ва, эти яко­бы ком­со­моль­цы… Осо­бен­но пар­тий­ное руко­вод­ство воз­му­тил факт нату­раль­но­го под­си­жи­ва­ния тиг­ром дей­ству­ю­ще­го редак­то­ра.

В общем, энер­гич­ный выпуск­ник ВКШ схло­по­тал выго­вор, отсут­ство­вав­ше­му редак­то­ру поста­ви­ли на вид, а жур­на­ли­сты моло­дёж­ки ещё дол­гие меся­цы пока­зы­ва­ли гостям вну­ши­тель­ных раз­ме­ров жир­ное пят­но, остав­лен­ное поло­са­тым кра­сав­цем на ков­ре у две­ри сек­ре­та­ри­а­та…

 Кино и жизнь

 …Узнав, что на Пав­лов­ке режис­сё­ры Крас­но­поль­ский и Усков сни­ма­ют фильм «Отец и сын» по одно­имён­но­му рома­ну Г. Мар­ко­ва, мы с Лаза­рем офор­ми­ли коман­ди­ров­ку на себя и на начи­на­ю­ще­го фото­ко­ра Игорь­ка. Когда при­бы­ли на место, отпра­ви­лись к дирек­то­ру тур­ба­зы, и он, выде­ляя нам неболь­шой домик, в кон­це сму­щён­но сооб­щил, что у них закры­тие сме­ны и что, может быть, област­ные кор­ре­спон­ден­ты не побрез­га­ют их уго­ще­ни­ем на бан­ке­те… Кор­ре­спон­ден­ты, есте­ствен­но, не побрез­го­ва­ли, но поси­де­ли недол­го – всё-таки у людей своя ком­па­ния, к тому же у них с собой было…

Лег­ли позд­но: ведь где, как ни сре­ди южно­ураль­ских кра­сот пого­во­рить о судь­бах оте­че­ствен­ной жур­на­ли­сти­ки, но поут­ру их раз­бу­дил стук в дверь и какой-то истош­ный крик: «Я его и не бил… Он это сам… Толь­ко в газе­ту не пиши­те…» Вско­ре выяс­ни­лось, что закры­тие сме­ны отме­ча­лось бур­но, и паром­щик уснул, как гово­рит­ся, при испол­не­нии – вод­ное сред­ство, отвя­зав­шись, уплы­ло на сере­ди­ну водо­хра­ни­ли­ща. Дирек­тор, уви­дев это, ран­ним утром под­плыл к паро­му на лод­ке и пытал­ся веслом раз­бу­дить под­чи­нён­но­го – так, что тот, окро­вав­лен­ный, стал огла­шать таёж­ные про­сто­ры кри­ком, что, мол, дирек­тор не име­ет пра­ва руко­при­клад­ство­вать и что он при­е­хав­шим кор­ре­спон­ден­там всё рас­ска­жет… За зав­тра­ком инци­дент был, как гово­рит­ся, «испер­чен», а жур­на­лист­ская тро­и­ца пошла искать съё­моч­ную груп­пу.

…В этот день сни­мал­ся все­го один эпи­зод: ком­му­на­ра уби­ва­ют из обре­за кула­ки (кровь брыз­жет из голо­вы и гру­ди героя, и он замерт­во пада­ет). Сни­ма­ли с утра до вече­ра на живо­пис­ней­шей опуш­ке. В пере­ры­ве успе­ли пого­во­рить и с режис­сё­ром Крас­но­поль­ским, и с начи­на­ю­щей актри­сой Надеж­дой Бутыр­це­вой, и с Вади­мом Спи­ри­до­но­вым, играв­шим того само­го ком­му­на­ра. Очень хоро­шие интер­вью полу­чи­лись, газет­чи­ки даже успе­ли подру­жить­ся со зна­ме­ни­тым актё­ром, кото­рый на вопрос: «А как полу­ча­ет­ся, что кровь так нату­раль­но брыз­жет?» спо­кой­но отве­тил: «А, это пре­зер­ва­ти­вы. В них нали­ва­ет­ся крас­ка, потом их закреп­ля­ют у меня в воло­сах и на гру­ди, под­клю­ча­ют про­вод­ки, кото­рые ведут к замас­ки­ро­ван­но­му в кустах пиро­тех­ни­ку… Он соеди­ня­ет клем­мы акку­му­ля­то­ра, и – бздынь – пре­зер­ва­ти­вы рвут­ся…» Завер­шая экс­пресс-интер­вью зна­ме­ни­тый Федь­ка из «Веч­но­го зова» доба­вил: «Кста­ти, пиро­тех­ник у нас в груп­пе – самый ува­жа­е­мый и вос­тре­бо­ван­ный това­рищ», чем несколь­ко сму­тил юных кор­ре­спон­ден­тов.

 Погра­нич­ный инци­дент

 В сере­дине вось­ми­де­ся­тых годов мне посчаст­ли­ви­лось в соста­ве пер­вой после воз­об­нов­ле­ния отно­ше­ний меж­ду СССР И КНР груп­пе пре­по­да­ва­те­лей рус­ско­го язы­ка и лите­ра­ту­ры пора­бо­тать в тече­ние одно­го учеб­но­го в Пекин­ском инсти­ту­те ино­стран­ных язы­ков. В июле, когда кон­тракт закон­чил­ся, груп­па отпра­ви­лась домой поез­дом. Почти недель­ное путе­ше­ствие нача­лось с забав­но­го (по край­ней мере для наблю­да­те­лей) слу­чае на гра­ни­це.

В одном из купе рас­по­ло­жи­лась моло­дая семей­ная пара запад­ных нем­цев и вьет­на­мец-жур­на­лист  Перед Забай­каль­ском поезд оста­но­вил­ся на китай­ском погра­нич­ном пунк­те, и в вагон с про­вер­кой зашли погра­нич­ни­ки. Осо­бен­но тща­тель­но они ста­ли досмат­ри­вать вещи и доку­мен­ты вьет­нам­ско­го кол­ле­ги (в скоб­ках заме­чу, что в ту пора ДРВ и КНР нахо­ди­лись в состо­я­нии вой­ны). Его куда-то пове­ли чуть ли не под кон­во­ем и доста­ви­ли неско­ро, даже задер­жав поезд. Вагон с сочув­стви­ем встре­тил взвол­но­ван­но­го, совер­шен­но рас­стро­ен­но­го сосе­да, и поезд тро­нул­ся.

Вско­ре при­бы­ли в Забай­кальск, и уже настал черёд совет­ских погра­нич­ни­ков. Доста­точ­но фор­маль­но отне­сясь к сооте­че­ствен­ни­кам и к вьет­нам­цу, они бук­валь­но пере­ры­ли весь багаж нем­цев, дотош­но рас­смат­ри­ва­ли доку­мен­ты, ведя, мож­но ска­зать, пере­крёст­ный допрос… В это вре­мя вьет­на­мец, совер­шен­но удо­вле­тво­рен­ный, если не ска­зать счаст­ли­вый, сто­ял в кори­до­ре, побед­но погля­ды­вая по сто­ро­нам.

В таком состо­я­нии жур­на­лист и пре­бы­вал до самой Моск­вы. Часа­ми наблю­дая про­но­ся­щи­е­ся мимо пей­за­жи, он всё вре­мя при­го­ва­ри­вал: «Оцень боль­сая стра­на, оцень боль­сая стра­на…»

«Ещё не всё!..»

В той же коман­ди­ров­ке мне выпа­ла ред­кая по тем вре­ме­нам уда­ча посмот­реть почти все мат­чи чем­пи­о­на­та мира по фут­бо­лу, кото­рые китай­ское теле­ви­де­ние транс­ли­ро­ва­ло или в запи­си, или в пря­мом эфи­ре. Нака­нуне мат­ча СССР – Вен­грия меня и кол­лег – сло­ва­ка и вен­гра – при­гла­си­ли в одну ком­па­нию посмот­реть вме­сте эту игру. Надо ска­зать, что венгр доволь­но недру­же­люб­но отно­сил­ся к совет­ским пре­по­да­ва­те­лям, как буд­то это имен­но мы вво­ди­ли в Буда­пешт тан­ки в том далё­ком 1956 году… И когда хозя­ин (кажет­ся, это был аме­ри­ка­нец) перед самой транс­ля­ци­ей под­на­чил его: «Ну, сей­час рус­ские зада­дут вашим!», он доволь­но рез­ко отре­а­ги­ро­вал: «Рус­ские нико­гда не уме­ли играть в фут­бол!». В ответ я лишь хмык­нул.

Игра нача­лась, и болель­щи­ки со ста­жем пом­нят, как быст­ро рос счёт в поль­зу наших: 1:0, 2:0, 3:0, 4:0… Когда был забит пятый гол, сло­вак Вла­ди­слав посмот­рел на меня, сохра­няв­ше­го подо­зри­тель­но невоз­му­ти­мое спо­кой­ствие, и, види­мо, что-то поняв, вос­клик­нул: «Ещё не всё?!». «Еще не всё…» – холод­но отве­тил совет­ский болель­щик. Дело в том, что матч шёл в запи­си, и я уже с само­го утра (к сча­стью или к несча­стью?) знал, что сбор­ная СССР выиг­ра­ла 6:0.

«Наших бьють!»

С кол­ле­гой из про­вин­ци­аль­но­го вуза мы осо­бен­но сдру­жи­лись, когда тот узнал, что Вэвэ заяд­лый болель­щик, тем более – «спар­та­ко­вец». Мы вспо­ми­на­ли с ним раз­ные мат­чи, люби­мых фут­бо­ли­стов, а затем раз­го­вор пере­шёл на слу­чаи из жиз­ни.

Преж­де чем рас­ска­зать один из самых забав­ных, сле­ду­ет вам пове­дать, что судь­ба  Ива­на Эду­ар­до­ви­ча – назо­вём его так – сло­жи­лась нелег­ко. Его отца, тогда ещё моло­до­го пар­ня, в нача­ле трид­ца­тых отпра­ви­ли на посе­ле­ние, отку­да он каким-то обра­зом сумел сбе­жать. Будучи руса­ком до седь­мо­го коле­на, отец, тем не менее, в совер­шен­стве знал поль­ский язык, пото­му сумел выдать себя за поля­ка, взяв имя Эду­ард. Обза­вёл­ся семьёй и мир­но тру­дил­ся в одном из укра­ин­ских кол­хо­зов. Когда при­шли фаши­сты, ушёл в пар­ти­за­ны, но пери­о­ди­че­ски про­ве­ды­вал своё мно­го­чис­лен­ное семей­ство. В один из при­хо­дов к несча­стью был убит…

Так вот, Иван Эду­ар­до­вич, уже сам отец семей­ства, смот­рел как-то вме­сте с мате­рью-ста­руш­кой хок­кей­ный матч СССР – Поль­ша, в кото­ром наши сен­са­ци­он­но (кажет­ся, в пер­вый и послед­ний раз) про­иг­ры­ва­ли. Иван Эду­ар­до­вич страш­но пере­жи­вал, и тогда матуш­ка, види­мо, желая его уте­шить, ска­за­ла: «Ваню­ша, а твои-то наших бьють!..».

Такие раз­ные гру­зи­ны…

Когда я учил­ся в аспи­ран­ту­ре, то хотя бы раз в год при­ез­жал в Моск­ву поза­ни­мать­ся в зна­ме­ни­той «Ленин­ке» – глав­ной биб­лио­те­ке стра­ны. Посе­лял­ся чаще все­го в обще­жи­тии у дру­зей, но при­хо­ди­лось живать и в гости­ни­цах. Инте­рес­но, что почти каж­дый раз там мои­ми сосе­дя­ми ока­зы­ва­лись гру­зи­ны.

Нодар Габу­ния, заме­сти­тель науч­но-иссле­до­ва­тель­ско­го инсти­ту­та чаес­бо­роч­ных машин, появил­ся в номе­ре глу­бо­кой ночью с бочон­ком вина и ящи­ком чачи. Сра­зу мы не успе­ли позна­ко­мить­ся – преж­де все­го по при­чине абсо­лют­но нетрез­во­го вида ноч­но­го гостя.

Вече­ром же, при­дя из биб­лио­те­ки, я застал Нода­ра за почин­кой брюк. Он цере­мон­но пред­ста­вил­ся, а затем, отком­мен­ти­ро­вав своё заня­тие («Если брю­ки рвут­ся, надо или женить­ся, или раз­во­дить­ся!»), стал назва­ни­вать мно­го­чис­лен­ным мос­ков­ским барыш­ням, гово­ря что-то вро­де «Лари­су Ива­нов­ну хочу!»…

Чуть поз­же меня наве­сти­ли зем­ля­ки, жур­на­ли­сты-слу­ша­те­ли ВКШ. Нодар, поко­сив­шись на нашу нехит­рую закус­ку, рез­ко при­ка­зал: «Ва-ло-дя, убэ­ри это!». Вско­ре стол бук­валь­но ломил­ся от яств: мясо, лаваш, фрук­ты, зелень, ну и, есте­ствен­но, тот самый бочо­нок с вином. Опи­сы­вать даль­ней­шее вряд ли сто­ит – кто зна­ком с гру­зин­ски­ми обы­ча­я­ми, тот рас­сказ­чи­ка пой­мёт…

Наут­ро я решал труд­ней­шую логи­че­скую зада­чу: неуже­ли это «очэ­нь лёг­кое» кис­лое вино так спо­соб­но отши­бать память? Мелан­хо­лич­но наблю­дая, как абсо­лют­но бод­рый энер­гич­ный Нодар хло­по­чет по хозяй­ству, начи­на­ю­щий учё­ный вдруг с ужа­сом осо­знал, что стол стал ещё кра­ше вче­раш­не­го, а спирт­ной ассор­ти­мент даже рас­ши­рил­ся – за счёт чачи.

— Ко мне друг важ­ный сэчас при­дет. А ти вста­вай, готов­ся. Очэ­нь ти сла­бый чэло­вэк, Ва-ло-дя…

Всю неде­лю Нода­ра посе­ща­ли важ­ные гости, – меня спа­са­ла лишь «Ленин­ка». Затем спе­ци­а­лист по чаес­бо­роч­ным маши­нам на недель­ку ука­тил в Вен­грию, оста­вив в номе­ре свои доку­мен­ты и бутыл­ку чачи с нака­зом жить пол­но­кров­но, а не губить свои моло­дые годы в кни­го­хра­ни­ли­щах.

Когда после загран­ко­ман­ди­ров­ки Нодар зашёл за пас­пор­том и уви­дел в шка­фу так и недо­пи­тую бутыл­ку чачи, он с непе­ре­да­ва­е­мым сожа­ле­ни­ем посмот­рел на меня и при­ба­вил: «Какой ти сла­бый чэло­вэк, Ва-ло-дя!..»

…Гиви же ока­зал­ся пол­ной про­ти­во­по­лож­но­стью Нода­ру. Тихий лау­ре­ат Госу­дар­ствен­ной пре­мии, слы­ша, как за стен­кой бушу­ют его зем­ля­ки, всё вре­мя повто­рял: «Вот из-за таких, как они, вы дума­е­те, что все гру­зи­ны бога­чи. Ну, нет у меня план­та­ции – я обыч­ный мате­ма­тик, живу­щий на одну зар­пла­ту. А с меня пор­тье пыта­лась за кем-то сло­ман­ную руч­ку – вон там, в ван­ной, – день­ги содрать!..»

… и вьет­нам­цы

Мой това­рищ – аспи­рант социо­ло­гии уез­жал на две неде­ли в коман­ди­ров­ку и любез­но пред­ло­жил пожить в его ком­на­те. Толь­ко попро­сил: «Мой сосед – вьет­на­мец. Звать его Биен. Он тоже пишет дис­сер­та­цию. На рус­ском. Может быть, ты ему помо­жешь с прав­кой?». Конеч­но, без­дом­ный аспи­рант согла­сил­ся. Дня­ми он зани­мал­ся всё в той же Ленин­ской биб­лио­те­ке, а вече­ра­ми пытал­ся в тол­пе сту­ден­тов и аспи­ран­тов неза­мет­но про­брать­ся в ком­на­ту зем­ля­ка. Но каж­дый раз меня на вхо­де задер­жи­ва­ли – потом объ­яс­ни­ли, что вах­тё­ра­ми в обще­жи­тие Ака­де­мии обще­ствен­ных наук по тра­ди­ции рабо­та­ют бди­тель­ные вете­ра­ны кон­троль­но-про­пуск­ной служ­бы КГБ. И каж­дый раз при­я­те­ли при­хо­ди­ли мне на выруч­ку, исполь­зуя толь­ко им ведо­мые мето­ды пере­го­во­ров с предъ­яв­ле­ни­ем и воз­вра­том моих доку­мен­тов.

Биен ока­зал­ся пред­се­да­те­лем вьет­нам­ско­го зем­ля­че­ства, и поток ходо­ков к нему был, кажет­ся, нескон­ча­ем. Он про­во­дил пар­тий­ные собра­ния, раз­би­рал все­воз­мож­ные кон­флик­ты, а послед­них было нема­ло. Напри­мер, один сту­дент тре­тье­го кур­са настоль­ко подру­жил­ся с совет­ски­ми бра­тья­ми, что напрочь забро­сил ака­де­ми­че­ские заня­тия, пол­но­стью отдав­шись нау­ке браж­ни­ча­нья и рус­ско­го мата (надо ска­зать, мате­рил­ся он про­сто вир­ту­оз­но и без акцен­та)… Дру­гая вьет­нам­ская сту­дент­ка сошлась с совет­ским пар­нем и затем чест­но при­зна­лась об этом сооте­че­ствен­ни­кам, кото­рые этот факт осу­ди­ли и напра­ви­ли деле­га­цию в ком­на­ту Дон Ива­на выра­зить тому обще­ствен­ное пре­зре­ние. Один слу­чай был про­сто тро­га­тель­ным: целую неде­лю в общей кухне висе­ло такое объ­яв­ле­ние: «Това­ри­щи! Кто украл варё­ную кури­цу, вер­ни­те, пожа­луй­ста, в ком­на­ту №…»

Настал день, когда я всё же уса­дил Бие­на за его дис­сер­та­цию, и на каж­дый мой вопрос («Ты имел в виду это или то?») тот отве­чал веж­ли­во утвер­ди­тель­но. Так что за осве­ще­ние раз­ви­тия про­ле­тар­ско­го дви­же­ния в про­вин­ци­ях Вьет­на­ма в 30-х годах ХХ века я несу свою часть ответ­ствен­но­сти…

Как-то раз мы реши­ли поси­деть вечер­ком, при­гла­сив и Бие­на, кото­рый дав­но обе­щал попот­че­вать нас блю­да­ми вьет­нам­ской кух­ни. После того, как раз­ли­ли по пер­вой, Биен заста­вил всех под­нять­ся и тор­же­ствен­но про­из­нёс: «Пред­ла­гаю тост за ХХУI съезд Ком­му­ни­сти­че­ской пар­тии Совет­ско­го Сою­за!». Лица сотра­пез­ни­ков ста­ли удив­лён­но-серьёз­ны­ми: они не дума­ли, что скром­ное аспи­рант­ское засто­лье при­об­ре­тёт столь серьёз­ный ста­тус. Это была пер­вая и пока послед­няя поли­ти­че­ская вече­рин­ка в моей жиз­ни.

Чита­тель оби­жа­ет­ся

…В редак­ци­он­ном порт­фе­ле ско­пи­лись инте­рес­ные жан­ро­вые фото­гра­фии, и мне при­шла в голо­ву идея печа­тать их в сопро­вож­де­нии сти­хов – свое­об­раз­ных «тек­сто­вок». Один сни­мок изоб­ра­жал музы­кан­тов, сре­ди кото­рых выде­лял­ся забав­ный сосре­до­то­чен­ный тру­бач. Я спро­сил това­ри­ща, не вдох­нов­ля­ет ли его эта сцен­ка?.. «Вдох­нов­ля­ет», – про­сто отве­тил Вадик и через денёк-дру­гой при­нёс свою поэ­ти­че­скую зари­сов­ку, кото­рую мы затем оза­гла­ви­ли – «Завод­ской оркест­рик»:

Нос уткнув­ши в нот­ный реест­рик,

Ниче­го не видя вокруг,

Завод­ской, затра­пез­ный оркест­рик

Из себя выпус­ка­ет дух.

 

Каж­дый очень сосре­до­то­чен.

Вдох­но­ве­ния нет как нет.

Дуют в дуд­ки свои что есть мочи,

Оглу­шая весь белый свет.

 

Толь­ко что это? Что за трю­ки

Вытво­ря­ет муз­кол­лек­тив?

Чем я даль­ше, тем чище зву­ки,

Тем прон­зи­тель­нее мотив!..

 

Запол­няя воз­дух осен­ний

И рас­швы­ри­вая воро­нье,

Марш ста­рин­ный печаль­ной Рос­сии

Раз­ры­ва­ет серд­це моё.

 Бук­валь­но в день выхо­да газе­ты раз­дал­ся теле­фон­ный зво­нок: воз­му­щён­ный чита­тель, узнав себя на сним­ке, тре­бо­вал опро­вер­же­ния, посколь­ку он – про­фес­си­о­нал – нико­гда в завод­ском оркест­ре не играл и вооб­ще, редак­ция нанес­ла урон его репу­та­ции. Кое-как Шуби­ну уда­лось его успо­ко­ить, при­го­ва­ри­вая что-то об осо­бен­но­стях худо­же­ствен­ной фото­гра­фии, о жан­ре фото­этю­да, о поэ­ти­че­ской фан­та­зии…

Ещё смеш­нее вышло с рас­ска­зом одно­го жур­на­ли­ста, в кото­ром тот пове­дал о чинов­ни­ке, буя­нив­шем всю ночь в купе поез­да Воро­неж-Москва. Один боль­шой по мест­ным мас­шта­бам началь­ник поче­му-то узнал в анти­ге­рое себя (хотя я более чем осно­ва­тель­но про­шёл­ся по новел­ле редак­тор­ской рукой, не дер­жа в памя­ти ни одно­го подоб­но­го реаль­но­го слу­чая) и так­же жаж­дал сатис­фак­ции. Заве­ду­ю­щая отде­лом рекла­мы в тече­ние меся­ца нуди­ла: «Опуб­ли­куй опро­вер­же­ние, ведь он – наш основ­ной рекла­мо­да­тель», на что я огры­зал­ся: «Не хочу вой­ти в исто­рию в каче­стве редак­то­ра, напе­ча­тав­ше­го опро­вер­же­ние на опуб­ли­ко­ван­ный юмо­ри­сти­че­ский рас­сказ»…

 «И соеди­ни­лись бере­га!»

Так назы­вал­ся репор­таж об откры­тии ново­го моста через Уфа-реку, опуб­ли­ко­ван­ный в «Вечёр­ке». Посколь­ку газе­та под­пи­сы­ва­лась в печать уже в пол­день, мой при­я­тель вме­сте с фото­ко­ром нака­нуне побы­ва­ли на месте, когда на мосту про­хо­ди­ли  послед­ние испы­та­ния.

 Сни­мок полу­чил­ся хоть куда – на всю шири­ну газет­ной поло­сы, репор­таж так­же вышел дина­мич­ным и опти­ми­стич­ным. Бук­валь­но перед тем, как нача­ли печа­тать тираж, в редак­цию кто-то позво­нил и сооб­щил, что мост рух­нул. В отде­ле ново­стей отмах­ну­лись от звон­ка, ведь шут­ни­ков и в те вре­ме­на хва­та­ло. Но после того как «Вечер­няя Уфа» разо­шлась по киос­кам и под­пис­чи­кам, при­шло офи­ци­аль­ное под­твер­жде­ние: бык пал!.. Испу­ган­ный редак­тор тут же вызвал на ковёр горе-авто­ра и гнев­но вопро­сил, поче­му тот зара­нее не поин­те­ре­со­вал­ся, всё ли в поряд­ке с мостом? На что совер­шен­но обал­дев­ший репор­тер отве­тил: «Если бы я задал стро­и­те­лям такой вопрос утром, то уже после обе­да навер­ня­ка сидел бы в тюрь­ме как пер­вый подо­зре­ва­е­мый…». Но логи­ка не подей­ство­ва­ла на редак­то­ра, тут же лишив­ше­го мое­го при­я­те­ля закон­но­го гоно­ра­ра.

Исто­рия полу­чи­ла про­дол­же­ние через несколь­ко дней. Мы еха­ли с шести­лет­ним сыниш­кой в элек­трич­ке. В при­го­род­ных поез­дах неред­ко залё­жи­ва­ют­ся газе­ты недель­ной дав­но­сти – так, види­мо, полу­чи­лось и с этим зло­по­луч­ным номе­ром. Какой-то пас­са­жир скуч­но­го вида, угрю­мо читав­ший «Вечёр­ку», вдруг рез­ко отбро­сил её в сто­ро­ну и поче­му-то гля­дя пря­мо на меня про­ры­чал:

— Ну врут же! Ох и врут! «И соеди­ни­лись бере­га!»… Как же! Я толь­ко что про­ез­жал мимо это­го моста, ниче­го там не сде­ла­но – его ещё мини­мум года два будут вос­ста­нав­ли­вать. Тре­па­чи!

Сыниш­ка решил под­дер­жать раз­го­вор:

— А мой папа в «Вечер­ней Уфе» рабо­та­ет, – гор­до заявил он и посмот­рел на отца, ожи­дая одоб­ре­ния…

Пер­вая фото­съём­ка

Вове Хоми­ну повез­ло – его, совсем моло­до­го парень­ка, при­ня­ли в штат област­ной пар­тий­ной газе­ты фото­ко­ром. И одним из пер­вых зада­ний ока­за­лась съём­ка вете­ра­нов вой­ны, кото­рых ожи­дал на при­ё­ме самый что ни на есть Пер­вый сек­ре­тарь.

Всё было тор­же­ствен­но, чин­но: речи, подар­ки, цве­ты. А потом гостей при­гла­си­ли в про­стор­ный зал, где по тра­ди­ции их запе­чат­ле­ва­ли на память (зав­тра все газе­ты долж­ны открыть­ся их огром­ным кол­лек­тив­ным фото). Вете­ра­ны, обла­чён­ные в парад­ные мун­ди­ры, уве­шен­ные орде­на­ми или колод­ка­ми, при­выч­но стро­и­лись, состав­ляя некую ком­по­зи­цию. Им помо­га­ли опыт­ные фото­кор­ре­спон­ден­ты, так­же из года в год участ­во­вав­шие в этой про­це­ду­ре.

Вова Хомин (для сво­их – Хома), несмот­ря на свой уже тогда вну­ши­тель­ный вес, был очень энер­гич­ным чело­ве­ком и, что назы­ва­ет­ся, без ком­плек­сов. Он доволь­но бес­це­ре­мон­но обхо­дил­ся с пол­ков­ни­ка­ми и гене­ра­ла­ми, застав­ляя их менять­ся места­ми, поправ­ляя что-то в их одеж­де, покри­ки­вая. Ста­рич­ки при­ни­ма­ли всё это доста­точ­но спо­кой­но, пони­мая – чело­век рабо­та­ет!

Но вот груп­па гото­ва, все засты­ли в ожи­да­нии «птич­ки»… Тут-то Хома и заме­тил непо­ря­док: в строй­ные ряды быв­ших фрон­то­ви­ков поче­му-то зате­сал­ся това­рищ в штат­ском…

— Эй, музык (у Вовы были нела­ды с дик­ци­ей) без орде­нов, отой­ди-ка в сто­ро­ну, не видишь, сто ли, – сни­ма­ем?…

«Музык» покор­но вышел, ряды сомкну­лись, съём­ка нача­лась. Но Вова сра­зу почу­ял что-то нелад­ное: какая-то стран­ная тиши­на повис­ла в зале сра­зу после его репли­ки. Уже через мину­ту он узнал, кого так бес­це­ре­мон­но выста­вил: «Само­го Това­ри­ща Шари­по­ва!»

…Три дна Хома не появ­лял­ся в редак­ции, но всё обо­шлось – види­мо, Пер­вый, знав­ший всех фото­кор­ре­спон­ден­тов в лицо, понял, что перед ним был нови­чок – моло­дой, хотя и из ран­них…

С года­ми Вова не утра­тил ни энер­гии, ни здо­ро­во­го нахаль­ства. Обыч­но он почти ногой рас­па­хи­вал две­ри каби­не­тов пер­вых сек­ре­та­рей рай­ко­мов, раз­ва­ли­вал­ся в крес­ле и тре­бо­вал: «Натяль­ник, масы­ну, давай!  Лас­по­ля­зе­ние това­ли­ся Сали­по­ва!», что озна­ча­ло: «Началь­ник, маши­ну давай! Рас­по­ря­же­ние това­ри­ща Шари­по­ва!» А что, ведь они были ста­ры­ми зна­ко­мы­ми.

 О поль­зе чёр­ной туши

 Толя про­слу­жил худож­ни­ком в област­ной пар­тий­ной газе­те, навер­ное, всю свою про­фес­си­о­наль­ную жизнь. Рабо­та была непыль­ная: отре­ту­ши­ро­вать фото­гра­фии в номер, изме­нить циф­ры в кар­те намо­ло­та зер­но­вых, ино­гда обно­вить руб­ри­ку, сде­лать рису­нок к очер­ку и отне­сти иллю­стра­ции в цин­ко­гра­фию для изго­тов­ле­ния кли­ше. Таким обра­зом, будучи чело­ве­ком не толь­ко отно­си­тель­но сво­бод­ным, но и весё­лым, Толя поз­во­лял себе рас­сла­бить­ся, быва­ло что и на рабо­чем месте.

Как-то утром страж­ду­щие жур­на­ли­сты загля­ну­ли в его каби­нет – Толя ста­ра­тель­но рету­ши­ро­вал сним­ки, исполь­зуя белую гуашь и чёр­ную тушь. Он охот­но отвлёк­ся от рабо­ты, налил в ста­кан живи­тель­ной вла­ги и уже хотел при­нять на грудь, как дверь откры­лась – это редак­тор решил после пла­нёр­ки прой­тись по отде­лам… «Как дела, Ана­то­лий?» – спро­сил Нико­лай Ива­но­вич. «Да вот, фото­гра­фии рету­ши­рую», – бод­ро отве­тил худож­ник и, оку­нув кисть в ста­кан, стал энер­гич­но её в нём поме­ши­вать. «Ну-ну, про­дол­жай­те», – ска­зал редак­тор и про­дол­жил про­вер­ку. Заме­ша­тель­ство про­дол­жа­лось все­го несколь­ко секунд: «Так ведь тушь-то на спир­ту!» – вос­клик­нул Толя и, не морг­нув гла­зом, мах­нул «дежур­ные 150». В это момент он был похож на Архи­ме­да, вскри­чав­ше­го в своё вре­мя «Эври­ка!» – прав­да, совсем по дру­го­му пово­ду…

 «Доб­ро­же­ла­те­ли»

 Во вре­ме­на пар­тий­ной прес­сы нахо­ди­лось нема­ло доб­ро­воль­но бдя­щих помощ­ни­ков сек­то­ров печа­ти. Имен­но они, эти вни­ма­тель­ные чита­те­ли, теле­зри­те­ли, радио­слу­ша­те­ли, сиг­на­ли­ли «куда надо», если жур­на­ли­сты «нару­ша­ли линию». Как редак­то­ра инфор­ма­ци­он­но-реклам­но­го при­ло­же­ния меня, прав­да, не вызы­ва­ли «на ковёр», но несколь­ко край­них ситу­а­ций –  впро­чем, не имев­ших каких-то послед­ствий, орг­вы­во­дов, – пом­нят­ся до сих пор.

Под руб­ри­кой «О том, о сём» был опуб­ли­ко­ван полез­ный совет худож­ни­кам, чер­теж­ни­кам: если, мол, вы слиш­ком зачер­ни­ли каран­даш­ный рису­нок, то мяки­шем хле­ба мож­но излиш­нюю чер­но­ту снять. В гор­ком пар­тии посту­пи­ло гнев­ное пись­мо, автор кото­ро­го воз­му­щал­ся: в то вре­мя как вся стра­на борет­ся за уро­жай, вы дае­те такие анти­го­су­дар­ствен­ные сове­ты…

В юмо­ри­сти­че­ской колон­ке я поме­стил анек­дот про сооб­ра­зи­тель­но­го габров­ско­го парень­ка, кото­рый в кон­ди­тер­ском мага­зине пред­по­чёл шоко­лад­но­го маль­чи­ка шоко­лад­ной девоч­ке (цена у таких свое­об­раз­ных кон­фе­ток была одна, но…). Теле­фон тре­зво­нил всю неде­лю: одни вос­хи­ща­лись сме­ло­стью редак­то­ра (сего­дняш­ним моло­дым это, конеч­но, труд­но понять), дру­гие гро­зи­лись при­гвоз­дить за пош­лость…

Под­бор­ка брач­ных объ­яв­ле­ний появи­лась в «Уфим­ской неде­ле» одной из пер­вых в стране. Но пона­ча­лу тира­жи­ро­ва­ние газе­ты было при­оста­нов­ле­но по тре­бо­ва­нию началь­ни­цы отде­ла рекла­мы изда­тель­ства, и она с сиг­наль­ным экзем­пля­ром помча­лась в обком. Выслу­шав рев­ни­тель­ни­цу нрав­ствен­но­сти, в обко­ме поин­те­ре­со­ва­лись, где ещё печа­та­ют­ся подоб­ные объ­яв­ле­ния? Та сар­ка­сти­че­ски отве­ти­ла: «В При­бал­ти­ке!» «А что мы хуже при­бал­тов, что ли?» – неожи­дан­но заявил побор­ник суве­рен­ных прав и дал отмаш­ку «Доб­ро!»

Наслед­ник Гип­по­кра­та

С Бори­сом Арка­дье­ви­чем мы сиде­ли в одном каби­не­те редак­ции город­ской газе­ты. Это­му плот­но­му муж­чине ничто чело­ве­че­ское не было чуж­до: поэт и матер­щин­ник одно­вре­мен­но, он ожив­лял­ся при виде жен­щин и хоро­шей еды.

Нача­ло жиз­ни Б.А. было бур­ным – ему даже при­шлось на несколь­ко лет уехать куда-то на Север, пока в род­ном горо­де не были забы­ты пре­гре­ше­ния его туман­ной юно­сти. «Север­ную гла­ву» сво­ей жиз­ни Борис Арка­дье­вич оку­ты­вал флё­ром зага­доч­но­сти и роман­тиз­ма: ино­гда забы­вая про­шлые вер­сии, он пред­ста­вал в сво­их рас­ска­зом то заме­сти­те­лем редак­то­ра кра­е­вой газе­ты, то пред­се­да­те­лем теле­ра­дио­ком­па­нии всей Чукот­ки. То же отно­си­лось и к его родо­слов­ной: чаще все­го он наста­и­вал на отце-гене­ра­ле…

Меж­ду тем Борис Арка­дье­вич был насто­я­щим про­фес­си­о­на­лом: будучи спор­тив­ным репор­тё­ром, он не гну­шал­ся и очер­ки­сти­ки. Его твор­че­ская нату­ра жаж­да­ла впе­чат­ле­ний, неожи­дан­ных встреч, но все­го это­го в про­вин­ци­аль­ном горо­де, увы, недо­ста­ва­ло… Тогда, види­мо, и про­изо­шло в душе Б.А. сли­я­ние фан­та­зий и реа­лий, кото­рые чудес­ным обра­зом пере­ме­ши­ва­ясь, дела­ли его жизнь чуть-чуть цвет­нее.

…Я торо­пил­ся по како­му-то редак­ци­он­но­му зада­нию и пытал­ся пой­мать так­си. Они, как все­гда, еха­ли «в парк», и вдруг пере­до мной затор­мо­зил част­ник. Уже заби­ра­ясь на зад­нее сиде­нье, я кра­ем гла­за уви­дел, как из маши­ны вышел Б.А., осво­бо­див­ший перед­нее сиде­нье, – мы даже не успе­ли пере­ки­нуть­ся дву­мя сло­ва­ми. Несколь­ко минут шофер ехал в задум­чи­во­сти, взды­хал и сокру­шен­но цыкал.

— Что-то слу­чи­лось? – спро­сил я води­те­ля.

— Какой чело­век, какой чело­век! – несколь­ко раз повто­рил тот и вос­хи­щён­но покру­тил голо­вой.

— Это вы про кого? – уже было понят­но, что Борис Арка­дье­вич толь­ко что разыг­рал сце­ну.

— Да вот пас­са­жир со мной ехал – заслу­жен­ный онко­лог Совет­ско­го Сою­за! Когда ещё был паца­ном, у него на руках умер­ла бабуш­ка от рака, и тогда он поклял­ся стать меди­ком, что­бы побе­дить эту зара­зу… И ведь побе­дил: на сто опе­ра­ций у него девя­но­сто успеш­ных! Какой чело­век!..

Оста­лось толь­ко согла­сить­ся – не раз­ру­шать же веру в доб­рое-веч­ное…

«Ох, уж этот Клей­кин!»

Когда смот­рю мульт­фильм о непо­сед­ли­вом школь­ни­ке Бар­ма­лей­кине, непре­мен­но вспо­ми­наю кол­ле­гу Клей­ки­на, с кото­рым при­шлось рабо­тать в моло­дёж­ной газе­те. Это был высо­кий, сим­па­тич­ный парень с веч­но плу­то­ва­тым выра­же­ни­ем лица. При­е­хал он, кажет­ся, из Моск­вы и сра­зу же про­явил себя как бой­кий репор­тёр. Рабо­тал замом ответ­ствен­но­го сек­ре­та­ря, я в прин­ци­пе был дово­лен его рабо­той: ново­сти, мате­ри­а­лы в номер Клей­кин сда­вал вовре­мя, осо­бых пре­тен­зий к содер­жа­нию его пуб­ли­ка­ций не было. Наши отно­ше­ния были ров­ны­ми, дело­вы­ми.

Но вот при­шлось мне выехать в коман­ди­ров­ку в Бело­рецк – гото­вить ста­тью ко Дню метал­лур­гов. Побы­вал на мест­ном ком­би­на­те, в учи­ли­ще метал­лур­гов, пого­во­рил с нуж­ны­ми людь­ми – мож­но было отправ­лять­ся домой. И вдруг сооб­щи­ли, что через день при­бы­ва­ет груп­па сту­ден­тов во гла­ве с млад­шим сыном Блю­хе­ра, совер­ша­ю­щая рейд по местам бое­вой сла­вы геро­и­че­ско­го ком­ди­ва. Как было не задер­жать­ся, но… коман­ди­ро­воч­ные были уже на исхо­де. И я обра­тил­ся к сек­ре­та­рю рай­ко­ма с прось­бой ссу­дить неболь­шой сум­мой, пока из редак­ции не при­дут день­ги, выслан­ные теле­гра­фом. Моло­дая жен­щи­на как-то сра­зу замя­лась, и мне ста­ло вдвойне нелов­ко. Заме­тив это, она объ­яс­ни­лась: «Тут меся­ца три назад был ваш Клей­кин, тоже занял денег, но до сих пор не при­слал их…». По при­ез­де кол­ле­ге был сде­лан выго­вор, но тот доста­точ­но бес­печ­но отре­а­ги­ро­вал на это, намек­нув на осо­бые отно­ше­ния с мило­вид­ным сек­ре­та­рём рай­ко­ма.

Вто­рой раз фра­зу, начи­нав­шу­ю­ся со слов «Тут был ваш Клей­кин…» мне при­шлось услы­шать в каби­не­те сек­ре­та­ря парт­ко­ма Ишим­бай­ской три­ко­таж­ной фаб­ри­ки, кото­рая пона­ча­лу вооб­ще не хоте­ла меня про­пус­кать на тер­ри­то­рию пред­при­я­тия. Более того, она вызва­ла комс­ор­га и ста­ла метать гро­мы и мол­нии: «Книг из под­пис­ных изда­ний набрал, день­ги в кас­су не вер­нул и вон что наде­лал!..». На этих сло­вах она пер­стом ука­за­ла на инте­рес­ное поло­же­ние «ком­со­моль­ской боги­ни», пону­ро сто­яв­шей у две­ри…

Нако­нец, тре­тий слу­чай, всплы­ва­ю­щий в памя­ти, был свя­зан с выпус­ком празд­нич­но­го номе­ра, кото­рый моло­дёж­ная редак­ция гото­ви­ла в тече­ние меся­ца: мы впер­вые пере­шли на таб­ло­ид­ный фор­мат, уве­ли­чи­ли вдвое объ­ём газе­ты, поме­сти­ли несколь­ко «гвоз­де­вых» пуб­ли­ка­ций. Поут­ру все жда­ли поздрав­ле­ний: номер дей­стви­тель­но вышел хоть куда, да и оформ­лен был по-осо­бо­му, с при­ме­не­ни­ем допол­ни­тель­но­го цве­та. Одним из удар­ных мате­ри­а­лов был репор­таж Клей­ки­на о том, как в шах­те устра­ня­ли ава­рию. Посколь­ку репор­тёр сам спус­кал­ся в шах­ту, мате­ри­ал полу­чил­ся дина­мич­ным, с интри­гой, мно­ги­ми крас­но­ре­чи­вы­ми дета­ля­ми. В редак­цию дей­стви­тель­но позво­ни­ли. Это были разъ­ярен­ные шах­тё­ры, кото­рые руга­ли жур­на­ли­стов на чём свет сто­ит. Всё было при­ду­ма­но и пере­пу­та­но. Вызван­ный на ковёр Клей­кин объ­яс­нил, что это был чистый вымы­сел, что в шах­ту он нико­гда не спус­кал­ся, но ему об этом рас­ска­зы­вал сосед по ком­на­те в обще­жи­тии… Кажет­ся, это был послед­ний газет­ный опус Клей­ки­на, не лишён­но­го лите­ра­тур­но­го дара…

 Мир поис­ти­не театр…

В заме­ча­тель­ной курил­ке зна­ме­ни­той «Ленин­ки» я встре­тил свою одно­курс­ни­цу, кото­рая так­же гото­ви­лась к защи­те дис­сер­та­ции. Вспом­ни­ли сту­ден­че­ские годы, общих зна­ко­мых, а напо­сле­док Али­на спро­си­ла, не хотел бы я схо­дить в какой-нибудь из мос­ков­ских теат­ров. Она бы ещё спра­ши­ва­ла! Конеч­но, хочу! А надо ска­зать, что в семи­де­ся­тых-вось­ми­де­ся­тых годах про­шло­го века попасть в хоро­ший сто­лич­ный театр было не так про­сто. Мы дого­во­ри­лись, что я позво­ню вечер­ком – к тому вре­ме­ни всё устро­ит­ся с биле­та­ми. Теле­фон­ный раз­го­вор был кра­ток: «Жди на стан­ции Мая­ков­ско­го у пер­во­го ваго­на. К тебе подой­дут…».

…До услов­лен­но­го вре­ме­ни оста­ва­лось ещё минут пят­на­дцать. Я сидел в ожи­да­нии на лавоч­ке. Рядом при­мо­стил­ся какой-то муж­чи­на, кото­рый через неко­то­рое вре­мя ушёл, поче­му-то оста­вив порт­фель. Через мину­ту под­сел дру­гой това­рищ, взял этот порт­фель и не спе­ша уда­лил­ся… Я с подо­зре­ни­ем и опас­кой огля­дел лавоч­ку, почув­ство­вав себя геро­ем «Мерт­во­го сезо­на» нака­нуне про­ва­ла, и тут же поки­нул её. «Это вы одно­курс­ник Али­ны?» – про­зву­ча­ло почти как пароль. Отзыв был про­стым – «Да…». Девуш­ка пере­да­ла два биле­та с ото­рван­ны­ми кон­тро­ля­ми и нача­ла инструк­таж: «На вхо­де две ста­руш­ки. Нам веле­но подой­ти к той, кото­рая постраш­ней, пока­зать ей биле­ты, зажав ту часть, где были кон­троль­ные кореш­ки, и тихо ска­зать: «Мы от Марь Иван­ны».

…У вхо­да дежу­ри­ли дру­жин­ни­ки с крас­ны­ми повяз­ка­ми. Они то и дело выво­ди­ли «зай­цев». Тре­во­га нарас­та­ла… Мы ста­ли при­гля­ды­вать­ся к биле­тёр­шам. Обе нам пока­за­лись страш­ны­ми, но, види­мо, внут­рен­нее чутье меня не обма­ну­ло, когда я обра­тил­ся к той, что сто­я­ла у левой две­ри. Увы, она ока­за­лась ещё и глу­хо­ва­та, и на недо­воль­ный вопро­си­тель­ный воз­глас мне при­шлось почти в ухо про­це­дить ей отчёт­ли­вым шёпо­том: «Мы от Марь Иван­ны». Ста­руш­ка отпря­ну­ла, но про­пу­сти­ла их обо­их. До раз­де­вал­ки я шёл на полу­со­гну­тых, думая: «Вот сей­час-то блю­сти­те­ли поряд­ка нас и сца­па­ют, и с позо­ром выве­дут на ули­цу». Обо­шлось…

Соглас­но инструк­ции пара долж­на была сра­зу же после пер­во­го звон­ка подой­ти к бель­эта­жу, най­ти дежур­ную Ната­лью Сте­па­нов­ну, ска­зать ей, что они от Веры Мат­ве­ев­ны (той самой, более страш­нень­кой) и пере­дать ей день­ги за биле­ты (кста­ти, по номи­на­лу). Пере­ве­дя дух в буфе­те, про­вин­ци­аль­ные теат­ра­лы дви­ну­лись на поиск Ната­льи Сте­па­нов­ны, кото­рая  сра­зу же всё поня­ла, и, гля­дя куда-то вдаль, отве­ла пра­вую руку немно­го за спи­ну, сде­лав ладонь лодоч­кой. Туда-то я и пере­пра­вил смя­тые руб­ли из сво­ей запо­тев­шей дла­ни. Ната­лья Сте­па­нов­на по-хозяй­ски радуш­но рас­кры­ла дверь и ука­за­ла на сво­бод­ные ряды. Но тре­во­га не отпус­ка­ла: ведь мы заня­ли чужие места… Ха, систе­ма дей­ство­ва­ла без­от­каз­но: почти сра­зу же после тре­тье­го звон­ка Ната­лья Сте­па­нов­на пере­кры­ла вход, и все опоз­дав­шие оста­лись с носом, то есть в фойе… После пер­во­го акта наши места сра­зу же были заня­ты, и мы в тос­ке попле­лись к Ната­лье Сте­па­новне, кото­рую нашли у гар­де­роба. Она мило бесе­до­ва­ла с супру­же­ской четой, спра­ши­вая, поче­му те не оста­ют­ся смот­реть спек­такль даль­ше… Вско­ре, полу­чив их биле­ты, мы совер­шен­но счаст­ли­вы­ми поспе­ши­ли занять «закон­ные» места.

…В тот момент, когда Хле­ста­ков-Миро­нов (а речь идёт о зна­ме­ни­том спек­так­ле теат­ра Сати­ры «Реви­зор» с бли­ста­тель­ны­ми Миро­но­вым, Папа­но­вым, Васи­лье­вы­ми, Мишу­ли­ным, Шир­виндтом и Дер­жа­ви­ным) сде­лал ладонь лодоч­кой для полу­че­ния оче­ред­ной взят­ки, мы со сво­ей новой зна­ко­мой чуть не выпа­ли из кре­сел. Смех был до непри­ли­чия гром­ким и про­дол­жи­тель­ным по вре­ме­ни. На нас с удив­ле­ни­ем ста­ли обо­ра­чи­вать­ся зри­те­ли, пола­гая, что уви­де­ли дев­ствен­но чистых теат­ра­лов, нико­гда не читав­ших зна­ме­ни­той гого­лев­ской пье­сы…

Коман­ди­ров­ка с кар­бун­ку­лом

Заме­сти­тель редак­то­ра зашёл в сек­ре­та­ри­ат и схо­ду спро­сил:

-Тебе не надо­е­ло маке­та­ми зани­мать­ся? Не жела­ешь про­вет­рить­ся?

— Желаю! – сра­зу же отклик­нул­ся я, сооб­ра­зив, что речь пой­дёт о коман­ди­ров­ке. – А куда?

— В Новый Урен­гой.

— Ого! Это к нашей бри­га­де?

— Да, к ней.

Я пом­нил, что при­мер­но год назад на пер­вой поло­се был раз­ме­щён репор­таж об отбы­тии баш­кир­ских стро­и­те­лей в соста­ве Все­со­юз­но­го удар­но­го ком­со­моль­ско­го отря­да име­ни XVIII съез­да ВЛКСМ на Ямал, туда, где все­го несколь­ко лет назад был забит сим­во­ли­че­ский колы­шек с таб­лич­кой «Ягель­ное» – так пона­ча­лу зва­ли посё­лок, из кото­ро­го и вырос горо­док Новый Урен­гой.

Коман­ди­ров­ку офор­ми­ли быст­ро, и уже на сле­ду­ю­щий день я шагал по осен­ней Тюме­ни, направ­ля­ясь в обком ком­со­мо­ла, где уже жда­ло сооб­ще­ние, что, вме­сто ожи­да­е­мо­го десят­ка пред­ста­ви­те­лей обла­стей, при­бы­ли все­го двое – из Уфы и из Там­бо­ва. «Ком­со­моль­ская боги­ня» ока­за­лась милой и раз­го­вор­чи­вой девуш­кой Татья­ной, с кото­рой мы и отпра­ви­лись в мест­ный аэро­порт на добы­чу биле­та до места назна­че­ния. Что ока­за­лось совсем не про­сто: ведь в октяб­ре «с югов» воз­вра­ща­лись отпуск­ни­ки, и ста­ро­жи­лы пом­нят, что в это вре­мя в зда­ни­ях аэро­пор­тов най­ти место, что­бы «при­сесть» или тем более «при­лечь», было архи­слож­ней­шей зада­чей – люди в ожи­да­нии сво­е­го «бор­та» про­во­ди­ли здесь порой по несколь­ко недель.

…Про­бить­ся к кас­се помог­ли коман­ди­ро­воч­ное удо­сто­ве­ре­ние, кото­рое я нёс тор­же­ствен­но, как зна­мя, и под­ска­зан­ный в высо­ких каби­не­тах сим-сим: «Обко­мов­ская бронь!». Кас­сир­ша, ста­ра­ясь пере­кри­чать сот­ни жаж­ду­щих, что-то пыта­лась мне втол­ко­вать, на что я соглас­но кивал, слы­ша завет­ное сло­во «Урен­гой». Уже в салоне само­лё­та мы узна­ли, что нас напра­ви­ли в Тар­ко-Сале, рас­по­ло­жен­ный, как объ­яви­ла стю­ар­дес­са, «меж­ду рек Пяку­пур и Айва­се­да­пур на пра­вом бере­гу реки Пяку­пур». Зву­ча­ло, конеч­но, кра­си­во, но зага­доч­но пуга­ю­ще. Прав­да, «хозяй­ка под­не­бе­сья» успо­ко­и­ла: «Глав­ное, что вы из Тюме­ни выбра­лись…» При­зем­ли­лись глу­бо­кой ночью, кото­рую коман­ди­ро­воч­ным пред­сто­я­ло про­ве­сти в избуш­ке, назы­ва­е­мой аэро­пор­том. Всё бы ниче­го, но на там­бов­скую попут­чи­цу ста­ли при­сталь­но погля­ды­вать какие-то тём­ные лич­но­сти – как им потом, объ­яс­ни­ли, это мог­ли быть воз­вра­щав­ши­е­ся с севе­ров мол­да­ване-вах­то­ви­ки. До утра мы сто­рож­ко про­дрё­ма­ли на ска­мей­ках, дожи­да­ясь откры­тия рабо­ты рай­ко­ма ком­со­мо­ла.

…Нас встре­тил трид­ца­ти­лет­ний жиз­не­ра­дост­ный сек­ре­тарь:

— Что ж, пожи­вё­те здесь недель­ку-дру­гую, а там что-нибудь да при­ле­тит…

— Вы шути­те?

— Какие шут­ки? Вы зна­е­те, как мы народ соби­ра­ем на отчёт­но-выбор­ную кон­фе­рен­цию? Кто на соба­ках, кто на оле­нях доби­ра­ет­ся… Вот и ждём-пождём, пока кво­рум собе­рёт­ся.

Но посмот­рев, как вытя­ну­лись лица посе­ти­те­лей, зара­зи­тель­но рас­сме­ял­ся:

— Да лад­но, я знаю, что в обед само­лёт отпра­вит­ся – толь­ко не в Новый, а в Ста­рый Урен­гой. Пере­пра­ви­тесь через Пур, а там на вер­то­лё­те все­го кило­мет­ров сто…

Дей­стви­тель­но, АН-24 взле­тел вовре­мя, и через какие-то пол­то­ра-два часа комен­дант мест­но­го, и, кажет­ся, един­ствен­но­го, обще­жи­тия оформ­лял их на постой.

Всё вро­де бы ниче­го, но стал давать о себе знать чирей, быв­ший перед отъ­ез­дом пры­щи­ком, а за вре­мя север­но­го путе­ше­ствия пре­вра­тив­ший­ся в одну боль­шую опу­холь на инте­рес­ном месте ввер­ху пра­вой ноги (как выяс­ни­лось уже по при­ез­де домой, это был кар­бун­кул, и до серьёз­но­го зара­же­ния меня отде­ли­ли какие-то часы).

Наут­ро заря­дил дождь, под стру­я­ми кото­ро­го при­шлось пере­би­рать­ся на дру­гой берег, где вер­то­лё­ты сто­я­ли пону­ро, опу­стив груст­ные лопа­сти. Бла­го, в Новый Урен­гой каж­дые пол­ча­са отправ­ля­лись гру­зо­ви­ки, и вско­ре мы устро­и­лись в высо­кой кабине оран­же­во­го «Маги­ру­са». Все девя­но­сто с лиш­ним кило­мет­ров кор­ре­спон­дент «моло­дёж­ки», стес­ня­ясь пре­лест­ной попут­чи­цы, полу­си­дел-полу­ле­жал – от боли отвле­кал лишь изу­ми­тель­ный пей­заж, про­плы­вав­ший за окном. Уль­тра­фи­о­лет созда­вал какой-то необык­но­вен­ный эффект – каза­лось, что тунд­ра цве­тёт. Это было какое-то чудо: ни дерев­ца, ни доми­ка, ни тро­пок – сплош­ной ковёр, в кото­ром хит­ро пере­пле­лись яркие крас­ки – блед­но зелё­ная, ярко мали­но­вая, оран­же­вая, голу­бая… Мы как-то сра­зу при­тих­ли, вклю­чая води­те­ля, дав­ше­го попут­чи­кам воз­мож­ность насла­дить­ся необыч­ной кра­со­той.

Горо­да как тако­во­го не было: ули­цы состав­ля­ли круг­лые бал­ки, а в цен­тре высил­ся двух­этаж­ный барак – пер­вое круп­ное зда­ние буду­щей газо­вой сто­ли­цы Рос­сии. Там-то я и про­вёл несколь­ко дней в раз­го­во­рах с зем­ля­ка­ми. Ока­за­лось, что, по сути, баш­кир­ский отряд один и сохра­нил­ся как отряд – осталь­ные уже жили и рабо­та­ли пооди­ноч­ке.

…От оста­нов­ки авто­экс­прес­са до дома я обыч­но доби­рал­ся минут за два­дцать – на этот же раз, воло­ча рас­пух­шую ногу, добрёл до роди­мо­го крыль­ца часа за пол­то­ра. Мама ахну­ла, встре­тив «ране­но­го бой­ца» и тут же отпра­ви­ла в боль­ни­цу – бла­го, она рас­по­ла­га­лась непо­да­лё­ку. Хирург, осво­бо­див его конеч­ность от цело­го ста­ка­на не знай чего, доба­вил:

— Повез­ло, что успел… Неде­лю лежать! Ника­кой труд­за­ня­то­сти!

Воз­мож­но, этот непред­ви­ден­ный отпуск поз­во­лил мне напи­сать очерк с про­дол­же­ни­ем, кото­рым он и по сей день гор­жусь, несмот­ря на пафос­ный – в духе вре­ме­ни – заго­ло­вок «Десант в буду­щее».

 «Толь­ко не это!..»

Назва­ние при­ду­ма­лось сра­зу – «Дай!». А вот над под­за­го­лов­ком дол­го куме­ка­ли, пока широ­ко извест­ный в узких кру­гах ходок и гуля­ка худож­ник-кари­ка­ту­рист Макс Уди­лов раз­ве что не про­де­кла­ми­ро­вал: «Биб­лио­те­ка… Здо­ро­вых… Инстинк­тов»!

А дело про­ис­хо­ди­ло в те самые лихие девя­но­стые про­шло­го века, когда каж­дый ува­жа­ю­щий себя жур­на­лю­га счи­тал сво­им дол­гом открыть соб­ствен­ное СМИ. Вот и Кот Сомов решил­ся на гешефт – бла­го, и бума­га, и печать, и арен­да сто­и­ли копей­ки. К тому же в воз­ду­хе вита­ло вол­шеб­ное сло­во «бар­тер» – меня­ли всё: шины на маши­ны, бума­гу на плён­ку, услу­ги на рекла­му… Мест­ное пресс-поле вско­ре было усе­я­но, как опя­та­ми после дождя, газе­та­ми, газет­ка­ми и газе­тён­ка­ми. Фелье­то­нист Мыш­ко собрал коман­ду из талант­ли­вых, но нищих бюд­жет­ни­ков – быв­ших кавэ­эн­щи­ков, и стал выпус­кать еже­не­дель­ник «Накось!». Быв­ший ком­со­моль­ский вожак рай­он­но­го мас­шта­ба Дроб­чин­ский открыл один из пер­вых в горо­де коопе­ра­тив «Дробь», ока­зы­ва­ю­щий реклам­ные услу­ги, в том чис­ле на стра­ни­цах учре­ждён­но­го им при­ло­же­ния «Фунт изю­ма». Мест­ные писа­те­ли, на вре­мя оста­вив меч­ту о собра­ни­ях нетлен­ных про­из­ве­де­ний, рину­лись сотруд­ни­чать с мно­го­чис­лен­ны­ми «Ярмар­ка­ми», «Тор­го­вы­ми ряда­ми» и «Коро­бей­ни­ка­ми», гоня мало­вы­со­ко­ху­до­же­ствен­ную зака­зу­ху, полу­чив­шую, впро­чем, вско­ре звуч­ное имя «джин­са». Но Сомов, лишь посме­и­вал­ся, гля­дя на поту­ги ново­ис­пе­чён­ных Суво­ри­ных: ведь он при­го­то­вил для жите­лей Сычёв­ска такое!

…Пилот­ный номер «Дай!», полу­чил­ся класс­ным: на пер­вой поло­се кра­со­ва­лась полу­об­на­жён­ная дива (Кот потра­тил нема­ло уси­лий, что­бы уго­во­рить быв­шую одно­класс­ни­цу Нель­ку Сте­фа­но­вич на этот печат­ный акт, да ещё при­шлось для подар­ка уве­сти из бабу­ли­но­го комо­да риди­кюль – ретро вдруг ста­ло в моде); под­ва­лы трёх раз­во­ро­тов зани­мал жёст­кий кри­ми­нал, а два дру­гих – кари­ка­ту­ры Уди­ло­ва, кото­рые он хра­нил в самых даль­них ящи­ках – не дай Бог, супру­га обна­ру­жи­ла бы его гра­фи­ко-эро­ти­че­ские фан­та­зии. Но обе­щан­ный двой­ной гоно­рар подвиг мест­но­го Кукры­ник­са на созда­ние ещё и несколь­ких рис­ко­ван­ных этю­дов под «шап­кой» «Секс в поли­ти­ке». Но Кот не был бы Котом, если бы не при­ду­мал «гвоз­дя про­грам­мы», в каче­стве кото­ро­го высту­пи­ла послед­няя поло­са выпус­ка: на ней были завёр­ста­ны фото­гра­фии муж­ских гени­та­лий чис­лом шест­на­дцать – по номе­ру газет­ной стра­ни­цы. Анонс обе­щал чита­те­лю сле­ду­ю­ще­го номе­ра рас­шиф­ров­ку харак­те­ров носи­те­лей этих рас­ти­ра­жи­ро­ван­ных зна­ков муже­ства.

…Две неде­ли «Дай­ку! (так в наро­де сра­зу же пере­кре­сти­ли изда­ние) пере­да­ва­ли из рук в руки – даже рекорд­но­го трех­сот­ты­сяч­но­го тира­жа не хва­ти­ло всем любо­пыт­ству­ю­щим сычёв­цам в воз­раст­ном диа­па­зоне от 16 до 70 плюс. Когда мест­ный куль­тур­тре­гер Глеб Кало­ри­фер, зани­мав­ший­ся к тому же твор­че­ством немец­ких роман­ти­ков, на фур­ше­те после пресс-кон­фе­рен­ции одно­го из кан­ди­да­тов в губер­на­то­ры наско­чил на Сомо­ва: «Как?!.. Вы?!.. Посме­ли?!.. В куль­тур­ной?!.. Сто­ли­це?!.. Реги­о­на?!.. Опубликовать?!..Такое?!..», тот, туман­но смот­ря сквозь доцен­та, задум­чи­во изрёк: «А вы зна­е­те, кол­ле­га, мне ведь до сих пор зво­нят, спра­ши­ва­ют лиш­ний номе­рок… Народ жаж­дет про­све­тить­ся… И вот я думаю…» «Толь­ко не это!», – вскри­чал зна­ток Гейне и фон Клей­ста и, сжав вис­ки, выбе­жал прочь.

 

 

  • Кари­ка­ту­ры 1990-х гг. под псев­до­ни­мом В. Томин.